Сны Эйлиса. Душа мира - стр. 19
Великан закрыл глаза, будто соглашался принять такие извинения, или же он просто погрузился в вечный сон вслед за остальными. Раджед кожей ощутил, как к нему подкрадывается та же участь. Он убеждал себя, что обязан стойко принять ее, если для Эйлиса не осталось иного пути, но его терзал непомерный ужас, как осужденного перед казнью. Казалось, что возвращение Софии что-то изменило бы, но никаких разумных доказательств не находилось.
Софья училась жить по-старому, словно ничего не произошло. Но всюду мерещились скрытые смыслы, а запрет говорить про путешествие в другой мир лишь усугублял нарастающее чувство одиночества.
Казалось, теперь она еще больше ценила свою семью, их крошечный островок покоя в хаосе торопящегося мира. Она старалась меньше думать о своем, а больше уделять внимания чаяниям и чувствам родителей, сестры, бабушки – всех, кто наполнял ее жизнь смыслом.
Рита после возвращения начала с невероятной быстротой всему учиться. Например, она запомнила буквы и цифры за пару дней, лишь глядя на цветной плакат, и уже к зиме складывала не просто слоги, но и отдельные предложения, осваивая небольшие тексты. Ей на тот момент исполнилось четыре, как раз в ту пору, когда завывала зимняя вьюга.
Софья предполагала, что так сказался стресс от пребывания в незнакомом мире. Ведь теперь они обе видели сны о волшебной стране, только младшая не ведала правды. Старшая же чувствовала какую-то вину за то, что вообще допустила это, потому с двойным усердием занималась с сестрой, когда выдавалась свободная минута.
У нее самой настал одиннадцатый класс, неумолимо приближались экзамены. Но она уже твердо решила, что пойдет на историка, а может, даже археолога. Еще она увлеклась свойствами и описанием драгоценных камней, отмечая некоторые сходства с магией Эйлиса.
«Память – это самое жестокое, что у нас есть, – вздыхала она, но успокаивала себя: – Но и самое дорогое».
И если случалось накатить грусти, то Софья облекала ее в улыбку, топя в усердной работе и заботе о близких. Она научилась готовить, немного шить, попросила переложить на нее хотя бы часть домашних обязанностей. Так оказывалось легче не думать обо всем произошедшем.
К альбому с рисунками она больше не притрагивалась. Но в ночной тиши неизбежно слышала едва уловимый зов самоцветов, и он болезненно напоминал о Раджеде. Губы и щеки горели от воспоминаний об их странном недопоцелуе. Но ведь она сама попросила оградить от льора… Значит, надлежало заново научиться жить по законам только своего родного мира.
И все же образ чародея преследовал ее, отражался в случайных зеркалах, точно они могли бы сделаться порталом. Например, на новогоднем базаре возле Кремля Софья вдруг почувствовала запах специй: смесь корицы, меда и пчелиного воска. И на миг показалось, что это Раджед вновь открыл портал. Разум пронзило нечто… острое и невыразимое, точно стрела. Все чувства на мгновение обнажились, как оголенные провода. И Софья не отдавала себе отчет: невообразимый страх это или мучительное ожидание. Мгновение пронеслось слишком быстро.