Снежное поместье для любимой жены дракона - стр. 22
– Драконы не разводятся. – Он насмешливо посмотрел мне в глаза, ожидая реакции.
– Это нечестно. – Вырвалось у меня. – Я не хочу быть твоей женой.
– Увы, ты сама дала согласие, и поставила подпись. К тому же мы связаны истинностью. А от нее не избавиться, даже если бы я и хотел… А я не хочу.
4.2
Вне себя от злости я решила, что теперь Мортон пусть сам о себе заботится. И о своем ужине в том числе. Конечно, нельзя было не признать, что его попытка принести мне чай была довольно милой, но одним чаем не исправить все то, что мне по его воле пришлось пережить. Так что я накрыла стол на одного. Точнее, на одну себя. И села ужинать, не замечая присутствия Мортона, который налил себе чая по самый край чашки, чудом не расплескав, и медленно вышел из кухни.
Аппетита не было, и сочный, ароматный бефстроганов на вкус напоминал бумагу. Ни аппетита, ни настроения. А ведь мне еще предстояло приготовить что-то на завтра для детей. Но в таком состоянии готовить было противопоказано. Пришлось звать на помощь Кексика и вспоминать свои любимые песни, которые всегда помогали поднять боевой дух. Раз теперь Мортон знал, кто я на самом деле, можно было не скрываться, и вскоре кухню наполнило немного фальшивое, но очень воодушевляющее исполнение песен “И Ленин такой молодой” и “Врагу не сдается наш гордый Варяг”.
Кексик, прибежав на кухню с первыми строчками “Неба утреннего стяг…”, уселся на стуле возле печки и перетоптывался передними лапками в такт песне, словно отбивая ритм. Я месила тесто на тыквенный хлеб, параллельно с этим чистила и прижаривала тыквенные семечки с солью и специями, заваривала свежий чай с апельсиновой цедрой и листьями мяты и делала заготовку для ленивой овсянки с цукатами, орехами и сушеными ягодами.
Когда “Варяг” закончился, в голове сами собой всплыли слова: “Мне надоело петь про эту заграницу”, и кухня огласилась хитом про бухгалтера. Потом была “Шальная императрица” и почему-то сразу три песни из репертуара группы “Нэнси”. Когда я ставила хлеб в печь, на меня напала ностальгия, и я завела заунывно-щемящую “Ой, то не вечер”, а вслед за ней и “Выйду ночью в поле с конем”.
Кексик сопровождал каждую новую песню мяуканьем, но подпевать у него не получалось, так что они либо снова отбивал ритм лапками, либо медленно водил хвостом из стороны в сторону в зависимости от темпа песни.
На последних словах “Гранитного камушка” я расправила тряпку, которой мыла посуду, и повернулась, вытирая руки полотенцем. Сжала его в руках и мысленно выругалась. Мортон стоял в дверях кухни, прислонившись к стене, и с улыбкой смотрел на меня.