Смотритель маяка - стр. 30
Он понимал, а потому непрерывно моргал, избавляясь от скопившейся в глазах влаги.
– Почему она не умирает? – постыдный вопрос через силу слетел с языка.
– Она должна умереть, но продолжает жить. – Невролог развёл руками. Под спрятанной за белым халатом клетчатой рубашкой напряглись бугорки мышц. – Мне неизвестны причины такого диссонанса. Что-то держит её на этом свете. Незавершённые дела, ты, крепкое здоровье. Что угодно. И в этом уникальность ситуации. Мы поддерживаем жизненные функции, предотвращая гибель мозга, но по шкале Глазго у твоей мамы четыре балла из пятнадцати.
– Это много?
– Чем ниже балл, тем хуже, – пояснил доктор. – Семь баллов – это неблагоприятный исход. В отсутствие рефлексов и мышечного тонуса тело рано или поздно придёт в негодность. Прости за такие выражения. Зрачки не реагируют на свет, температура и давление понижены. Связь с внешним миром полностью потеряна, потому что повреждены клетки ретикулярной формации, через которые кора головного мозга усваивает сигналы об окружающем мире. Если она и проснётся, то совсем другим человеком, Артём. Боюсь, что привычной свою маму ты больше не увидишь.
– У меня было достаточно времени понять это, доктор.
– Но смог ли ты принять это?
Артём покачал головой. Неподвижная женщина под одеялом останется его матерью, даже будучи пойманной в изощрённую ловушку.
– Наверное, я живу иллюзией, – признался он. – Придумал себе, что мама спит. Слишком больно признать страшный факт. Почему жизнь устроена так несправедливо?
Доктор уклонился от прямого ответа.
– Миллиарды людей в эту секунду мучает тот же вопрос, – сказал он. – Я желаю тебе вселенского терпения. Ты хороший сын.
– Спасибо. – Артём старался не расплакаться. Стиснул зубы так сильно, что хрустнули челюсти.
Доктор поднялся, направился к выходу, поправляя на ходу рукава рабочего халата. У двери он обернулся.
– Скоро медсестра принесёт обед. Не стоит тебе смотреть, как твоей маме вставляют в рот резиновый шланг.
– Дайте мне пять минут. – Артём вдохнул полную грудь больничного, пропитанного йодом воздуха. – Вы же позвоните мне, если это произойдёт?
– Если не я, то мои коллеги.
– Жить, ежеминутно ожидая звонка о смерти матери, тяжело.
– По крайней мере, твоя мама не угасала на твоих руках от рака матки с криками боли, как моя.
– У вас хотя бы была возможность с ней попрощаться.
Невролог помотал головой, прогоняя тягостные воспоминания.
– Ты прав. Удачи тебе, Артём.
– И вам, доктор.
Он снова остался наедине со скачущими от напряжения мыслями. Прикоснулся к сухой коже материнской руки. Тихая безысходность невыносимо сдавливала рёбра. Ещё крупица такого отчаяния, и он взорвётся как гнилой арбуз. Нет, пора уносить отсюда ноги. На улицу, куда угодно, подальше от пыльной духоты. Два часа в неделю – это всё, что он мог вынести. Прости, мама.