Смоль и сапфиры. Пара для герцога - стр. 18

Я киваю, всё ещё пытаясь переварить услышанное.

Меня и правда отпустят? Вот так просто? Но куда я пойду и что мне дальше делать? Я понятия не имею, где нахожусь, и как отсюда идти до столицы.

Видя смятение на моём лице и будто читая мысли, служанка успокаивает меня:

— Тебя доставят в столицу и пристроят в храм Пяти. Ни о чём переживать не стоит. Далее ты сможешь через жреца Антонио связаться со своими родными. Но до этого тебе надо всё сделать правильно, чтобы не было проблем.

— Хорошо, — мой голос охрип и звучит сухо, но моего согласия достаточно, чтобы позволить ей дальше колдовать над моим внешним видом.

— Повтори пять раз фразу «Вас дожидается посыльный в саду», чтобы я была уверена, что ты не забудешь слова.

Я повторяю фразу вслух, пока служанка укладывает мои волосы, собирая их в сложную причёску и рассыпая по ним украшения из мешочка, снятого с её пояса. Когда я заканчиваю, она обходит меня со всех сторон, поправляя локоны.

— На аукционе на вас были надеты буквально ночные сорочки, чтобы было видно тело, которое покупают. И там ты была рабыней, а сейчас тебе надо выйти в зал с достоинством госпожи. На тебе не самое броское платье, но этого и не нужно. Главное, чтобы ты держалась увереннее, и… — она окидывает меня взглядом. — Взрослее. Сколько тебе лет?

— Шестнадцать. Зимой исполнится семнадцать.

В Ладоргане замуж могли выдать и в шестнадцать, но обычно в хороших семьях считалось, что благовоспитанная девушка должна достигнуть возраста восемнадцати лет, чтобы найти себе более успешную партию.

На лице служанки впервые появляется подобие сочувствия.

— Ты слишком юна для участия в аукционе, — озвучивает мои мысли она. — Но графиня никогда не чуралась марать руки.

Через мгновение её лицо вновь приобретает обычное выражение, и она, будто очнувшись от наваждения, достаёт из полупустой корзины железную витую маску и лист бумаги.

— Всё. Больше не отвлекаемся, у нас осталось очень мало времени, — с этими словами служанка суёт мне в руки сложенный вдвое лист, а сама надевает на моё лицо маску, завязывая атласные ленты на моём затылке.

Я разворачиваю бумагу и вижу там рисунок маски, выполненный углём. Той самой, что я видела на нём.

— По этой маске узнаешь господина. Танцевать будешь только один танец и только с ним, — отходя назад и оглядывая меня, строго говорит служанка. — И ничего не ешь и ничего не пей. Особенно из непрозрачных бокалов.

Мне показалось это странным, но ничего пить я и не планировала. К тому же мне кусок в горло не лез от пережитого стресса. Поэтому я уточнила другое: