Смертная тоска по нелюбимой женщине. Рассказы и были - стр. 25

Дала Люсечка такой шанс и Костику Морозу. Когда он в очередной раз подошел к ней в кафе (Люсечка работала там администратором зала) и стал что-то лепетать о ее неземной красоте, она сказала ему так:

– Константин Иванович, вы хоть и холостой мужчина, однако не очень подходите мне в бойфренды, а, тем более, – в мужья. Потому как старше меня почти на двадцать лет. Но я, пожалуй, еще подумала бы, будь вы человеком зажиточным, при деньгах.

– А я зажиточный! – соврал Костик. – Весьма таки зажиточный.

– Ну, Константин Иванович, зачем вы пургу гоните? Разве я не вижу, какой вы богач, по вашему прикиду? – мягко улыбнулась Люсечка.

– Да я одеваюсь так для прикола! – пылко возразил Мороз. – Люблю ходить в старомодной и дешевой одежде. Чтобы не выделяться.

Люсечка смерила его критическим, оценивающим взглядом с головы до пят и хмуро заметила:

– Не хотите выделяться, говорите? Но вы как раз и выделяетесь своей убогостью и безвкусицей. Ну, что это за жених – в заеложенных штанах, стоптанных башмаках и дедовском картузе?! Так ходят только клоуны на арене цирка!

– Да я могу и переодеться! – бросил в сердцах оторопевший Костик. – У меня и костюмы, и кофта модная есть…

– Ладно! – остановила его Кукушкина. – Подъедете сюда на машине, тогда и поговорим. Да не та «Таврии» или «Москвиче», а, как минимум, на «Ланосе». А еще лучше – на «Опеле»!

Костик и рта не успел открыть, чтобы что-то сказать, как Люсечка, крутнувшись на высоченных шпильках, исчезла в подсобном помещении кафе.

В большой задумчивости, растерянности и печали вышел Костик из этой точки общественного питания. В его голове с быстротой молний проносились разные мысли.

Дома он брякнул старенькой пенсионерке-матушке:

– Мама, если вы хотите дождаться внуков, дайте совет!

– Какой совет, сыночек? – спросила старушка с надеждой в голосе – ей давно уже, очень давно хотелось подержать на руках внука или внучку.

– Как мне обзавестись «Опелем»? – выдал Костик, присаживаясь на покрытый пылью футляр аккордеона, стоявший в углу гостиной их двухкомнатной «хрущевки».

– Каким еще опером? – округлила подслеповатые глаза старушка.

– Да не опером, а «Опелем»! – раздосадовано поправил Костик и, нервно теребя пуговичку на своей пестрой кацавейке, пояснил: – «Опель», мама, это машина такая заграничная.

– Боже мой! Машина! – всплеснула руками матушка. – Да за какие шиши ее брать? У нас и на картошку-то не всегда денег хватает.

– Мама! – вскричал Костик. – «Опель» – это вопрос жизни и смерти!

– Как так, сынок? – ужаснулась старушка. – Что ты такое говоришь?

Мороз тяжко вздохнул, вскочил и забегал по комнате вокруг стола.