Смерть в поварском колпаке. Почти идеальные сливки (сборник) - стр. 30

. Лора Гренадье наклонилась в сторону, чтобы понаблюдать за служащими Жюльена. Энзо Малапарт, в дорогом итальянском костюме, держался особняком, Этьен Франкаст что-то шептал на ухо сморкавшемуся Сирилу Прессаку, Давид Бенайя погрузился в свой смартфон, а две молоденькие официантки, вероятно, обсуждали последнюю подтяжку бывшей певички варьете, очень популярной в восьмидесятые.

Опоздавшие Дафне и Пако, склонившись в три погибели, пробрались между скамьями, чтобы сесть на места, занятые для них Лорой. Траурная церемония, длившаяся вечность, состояла из чтения псалмов, отрывков из Книги Бытия, а также трудов Брийя-Саварена и Огюста Эскофье[30]. Проповедь, произнесенная с необычайным пафосом, как ни странно, волнения не вызывала. Никто ничего не понял из аллюзий священника, кроме, пожалуй, того, что следует обуздывать свои желания. Публика зевала, кашляла, засыпала, шмыгала носом и уже почти забыла, что провожает в последний путь человека, незадолго до того заколотого ножом.

Когда хор запел отходную и присутствующих попросили выйти из церкви в ожидании выноса гроба на паперть, все вздохнули с облегчением. Дафне потихоньку улизнула, до того как толпа устремилась к выходу: ей обязательно нужно было вернуться в редакцию, чтобы проверить качество фотографий для одного портфолио и внести правку в макет рекламных страниц. Лора и Пако прошли перед книгой соболезнований, не остановившись, чтобы поставить подпись, и тут столкнулись нос к носу с Ангерраном Мариньи, одним из самых язвительных ресторанных критиков своего поколения. Одетый в бесформенные джинсы и видавшую виды кожаную куртку, с густой седеющей шевелюрой, он уже разменял свои полста и держался не без надменности.

– И как это я тебя не увидела? – удивилась Лора. – Можно было догадаться, что ты придешь.

– Да я примостился на задах, справа, возле кропильницы. Ну и зануда, однако, этот попик!

– Познакомься, это Пако – фотограф нашего журнала.

Ангерран смерил молодого человека любезно-насмешливым взглядом и спросил:

– Так это вы, дорогой мой, делали снимки для подборки по Нормандии?[31]

Смущенный Альварес кивнул.

– Примите мои поздравления! Вы уловили самый дух бокажа, создается полный эффект присутствия.

– Какая честь для нас! Ты стал читателем «Гастрономических радостей»? – шутливо заметила Лора.

– Все, что попадает в рот, мне не чуждо. Пойдемте отсюда, ладно? Похоже, пташки уже слетелись. Так и вижу, как они караулят, вцепившись в свои чертовы микрофоны и камеры. Меня от них тошнит!

И трое приятелей быстро сбежали по лестнице, оставив сцену светской фауне, которой не терпелось выразить свою безмерную скорбь «Тринадцатичасовому тележурналу»