Смерть после полудня - стр. 33
Толпа начинает расходиться, покидает патио де кабальос, и тореро выстраиваются в боевой порядок: впереди троица матадоров ровной шеренгой, за ними бандерильеро и пикадоры. Зрители освобождают арену. Ты занимаешь свое место, а если к тому же оказался на баррере, покупаешь подушечку у торговцев, которые снуют внизу, садишься на нее и, упираясь коленками в деревянный щит, глядишь через арену на ворота лошадиного дворика, который ты только что оставил трем матадорам: вон они, стоят в проеме, солнце играет на золоте их костюмов, все прочие тореро, что пешие, что верховые, сгрудились за их спинами. И тут ты вдруг замечаешь, что народ отчего-то задрал голову к какой-то ложе. А, эль президенто пожаловал! Верховный распорядитель корриды садится и машет платочком. Если он не припозднился, то толпа рукоплещет; в противном случае его ждет буря освистываний и обидных выкриков. Поет горн, и на песок выезжают два всадника в костюмах времен Филиппа Второго.
Это альгвазилы, другими словами, представители президента, который воплощает собой всю власть на арене; именно через них он отдает свои распоряжения. Альгвазилы галопом пересекают песчаный круг, почтительно скидывают шляпы, кланяются своему начальнику и, получив, надо полагать, разрешающий сигнал, галопом же возвращаются на прежнее место. Звучит музыка, из ворот лошадиного дворика появляется процессия тореро. Это пасео, или парадное шествие квадрилий. Матадоры – трое, если шесть быков, и четверо, если быков восемь – выступают единой шеренгой, парадные плащи свернуты и висят через левую руку, правая слегка на отлете, свободно покачивается; походка чуть развинченная, подбородок вздернут, взгляд прикован к президентской ложе. За каждым матадором цепочкой по одному тянется его квадрилья из бандерильеро и пикадоров в порядке старшинства. Они пересекают песок колонной по трое или четверо. Оказавшись напротив ложи президента, матадоры отвешивают ему низкий поклон, снимая черный берет, именуемый монтера; поклон серьезный или небрежный, в зависимости от стажа работы или степени цинизма. В начале карьеры все они столь же яростные приверженцы церемоний, как и мальчишки, прислуживающие в алтаре во время праздничной мессы, причем некоторые остаются такими навсегда. Другие своим цинизмом не уступают владельцам ночных клубов. Традиционалисты чаще гибнут. Циники самые компанейские. Однако лучший из лучших – это циник, который еще почтителен или уже стал таковым; а еще бывает, что бывший почитатель традиций превращается в столь жуткого циника, что вновь прикипает к церемониям. Примером последней стадии такой эволюции служит Хуан Бельмонте.