Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография - стр. 18

Он спит, – и склонившись на перси ко мне,

Он не дышит, не шепчет во сне».

Так пела русалка над синей рекой

Полна непонятной тоской;

И шумно катясь колебала река

Отраженные в ней облака.

В старой усадьбе в Тарханах звучала музыка. Иногда она звучала в реальности, порой, она слышалась и снилась отроку Мишелю. И он был уверен, что так будет всегда, так будет со всеми, это мир, в котором он и будет жить, и творить.

Музыка стала свидетельством того, что он был жив. Однажды он признался только своему Домовому, потому что боялся, что о том узнает бабушка, и она начнется смеяться над ним. Он не боялся бабушки, он просто был слишком самолюбив и не мог терпеть насмешек, даже если это были ее насмешки

Но как только появился Домовой, заговорил о чем-то своем, Мишель сразу же прошептал быстро-быстро, словно боялся, что его услышит еще кто-то, услышит и запомнит это признание:

– Я все время слышу музыку, как только смолкнет музыка, я умру, – заявил он внезапно.

– Не умрешь, тебя убьет светлый военный, твой знакомый.

– Откуда ты это знаешь?

– Так говорила Кикимора, когда ты родился, ты не слышал и не помнишь этого, но я там был. А она всегда предсказывала судьбу любому, потому что знает все заранее. Она заглядывает в Книгу Судеб.

– А этого нельзя изменить? -поинтересовался мальчик.

– Это не та книга, которую можно переписать, она останется неизменной всегда.

Они помолчали немного, словно стараясь понять, что же там может случиться такого.

– Ты был на Кавказе? – снова подал голос Домовой

Парень закачал головой.

– Я был, когда ты появился на свет, – усмехнулся Домовой, – она назвала тебя кавказским пленником. Я знаю, что нельзя рассказывать о том, что тогда слышал, но вот решил тебе о том поведать. Но это случится не так быстро, не бойся. У тебя еще есть время для того, чтобы немного пожить на этом свете.

№№№№№№№

Каково же было удивление Мишеля, когда вскоре он узнал, что они с бабушкой отправляются на Кавказ. В том не было ничего удивительного, все люди их круга туда ездили, но слова Домового о Кавказском пленнике заставили его вздрогнуть, когда она об этом сказала.

Кавказ был великолепен, ребенок влюблялся в него сразу. Но если любовь – это плен, то он и на самом деле стал пленником этих величественных гор, особенного мира, который никак нельзя было сравнить с тем, где он был до сих пор. Такого потрясения от красоты природы он не чувствовал никогда прежде.

Тогда, он взял карандаш и лист бумаги, и начал рисовать так, словно занимался этим всегда. Ему просто хотелось оставить на память эти зарисовки, чтобы рассматривать их, когда они снова вернутся домой.