Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография - стр. 20
Тогда он разбудил старуху-няньку. Она долго ворчала, не хотела просыпаться, в старости, наверное, вообще просыпаться не хочется, человек скорее мертв, чем жив, он дремлет, в ожидании ухода, и перестает возвращаться к реальности. Сон ее был так крепок, что и этот вой не разбудил ее, только визг Мишеля, и его пальцы, когда он вцепился в ее руку, немного потревожили. Она хотела отругать его, но тут же прислушалась и произнесла:
– Как Домовой – то воет, плачет, так и дитенка недолго испужать, но иди к собаке, к кошке иди, страх лютый, а мальчонку нашего оставь, – шептала старуха, заученные когда-то заклятья.
В тот момент и плач вдруг оборвался, и от ее слов стало значительно легче, он сразу успокоился.
– Пред бурей тишина така, – заявила тут же нянька, и поплелась укладывать его в постель, сама пробудившись только наполовину.
А потом, уже днем, когда он спросил о ночном плаче Домового, она говорила, что иногда Домовой в одиночку плачет, тогда еще ничего, а порой они собираются за околицей, и тогда плачут все Домовые, на разные голоса воют не перестают:
– Вот где жуть-то бывает, аж душа заходится, это точно быть войне, быть беде, не иначе, они все чуют, все знают, да нас упредить хотят.
Конечно, страхи вернулись, но при дневном свете они были уже и не такими жуткими. Но было и хорошее, Мишель понял, что человек никогда не остается в одиночестве, даже когда он один, даже когда спит. В родном его гнезде духи все время рядом с ним, и они предупредят о большой беде, да и он не останется глух и слеп никогда. Как же все разумно и хорошо устроены в мире этом.
– Пока ты дома, они тебя не оставят, – говорила старуха.
Ее темные, скрюченные пальцы удерживали прялку, и ловко орудовали, перебирая шерсть, нитка получалась тонкая и красивая. Она нигде не обрывалась, даже узла не появлялось на той нитке. Вот если бы его жизнь была такой, как нитка пряхи, но так не бывает ни с кем, а с ним не случится точно. О чем же и о ком в эту ночь рыдал Домовой? Это больше всего хотелось узнать и понять Мишелю.
№№№№№№№
Тайное быстро становится явным. Но на этот раз долго, очень долго он ничего не мог понять. Но пока он слышал колыбельную матушки, после плача Домового, она приходила к нему тогда, когда старуха уложила его в постель и снова захрапела. Наверное, она столько этих плачей слышала, что не могла удивиться и испугаться. А он запомнил не столько ее песню, песню он не забывал никогда, сколько последнюю фразу:
– Не рассказывай бабушке, что я приходила, она будет сердиться.
– Но может она обрадуется, – невольно вырвалось у него.