Смерть - стр. 52
Единственное, на что я могу хотя бы слабо надеяться, – может быть, в следующий раз, когда придут твари, им как-то удастся меня освободить. При этой мысли я едва сдерживаю рвотные позывы, хотя желудок все равно пустой.
Еще несколько раз принимаюсь плакать, но тело не может собрать достаточно влаги для слез, только, пульсируя, дико болит голова.
Проклятый всадник.
Я проклинаю его снова и снова. Поэтому, услышав, как он зовет меня по имени, решаю, что своим гневом создала его голос в воображении.
Лазария… Лазария… Лазария…
Это не он, говорю я себе. Обезвоживание, голод и боль – из-за них у меня просто начались галлюцинации.
– Лазария! – взывает он.
У меня перехватывает дыхание. Танатос? Возможно ли?
Надежда, наполнившая мою грудь, чрезвычайно болезненна, и я не решаюсь поверить. Но потом, уставившись мутным взглядом в дыру в крыше, замечаю край черных крыльев и отблеск доспехов.
Это точно он. Никакая птица не может так выглядеть.
Он меня ищет.
Помоги. Я пытаюсь выговорить это слово, но голос слишком слабый. Я прочищаю горло.
– Смерть, – зову я. Раздается хриплый шепот.
Собираю все силы, втягиваю в себя побольше воздуха.
– Смерть!
Я кричу. Получается все равно слишком тихо, и он проходит мимо и скрывается за стенами этого полуразрушенного здания.
Отчаяние и надежда заставляют меня собраться, удваивают мою энергию.
Я снова делаю вдох.
– Смерть! Смерть! Помоги! Танатос! – хриплю я из последних сил, перемежая призывы стонами, потому что усилия бередят мою рану.
Не вижу его, но слышу, как хлопают его грозные крылья, и мне кажется… кажется, он приближается.
– Лазария! – слышится его голос откуда-то сверху.
– Смерть! – кричу я снова.
И тут вижу его прямо над собой. Раскинув крылья, он держится за балку и всматривается в нутро разрушенного дома. Темные волосы развеваются на ветру, как флаг.
– Лазария? – снова зовет он, вглядываясь в темноту.
– Танатос, – вырывается у меня нечто среднее между всхлипом и вздохом.
Я безошибочно чувствую мгновение, когда он замечает меня. Тело его каменеет.
Крылья за его спиной складываются с хлопком. Он сходит с балки и прыгает с крыши вниз. Падает камнем, но перед приземлением крылья распахиваются, замедляя движение, так что на последних футах он плавно парит.
Мелкие камушки разлетаются при его приземлении на груду обломков, и он снова складывает крылья за спиной.
Всадник продвигается ко мне по обломкам, в тусклом свете поблескивают латы. Остановившись на полпути, он смотрит на меня. Вглядывается в мое лицо, потом в лохмотья, оставшиеся от одежды, и в те места на теле, где моя плоть еще не до конца зажила. Наконец, его глаза останавливаются на торчащем из моего живота штыре.