Смерть и воскрешение А.М. Бутова (Происшествие на Новом кладбище) - стр. 3
Он тогда подумал: «Завела себе», и сразу затем другое: «Я для нее не существую… Совсем… Раньше существовал; может быть, даже час назад, минуту, а тут – концы… А от чего именно? Никто не объяснит; да и лучше, чтобы не объяснялось».
Вторая мысль, или цепочка мыслей, была страшнее, вернее – безнадежнее первой, и он постарался отогнать ее. Но мысль не исчезла, а только опустилась на самое дно, чтобы там, уже неподвластная сознательной воле, затаиться.
Он хотел было уйти из гордости – сделал движение, чтобы подняться, но остался. Решимости не хватило.
Раньше тело ее сразу нагревалось внутренним пламенем, становилось влажным, клейким каким-то, вбирало в податливую глубь, не имевшую предела. А теперь она оставалась прохладной, совершенно спокойной, дышала ровно.
И так было потом, все десять лет без единого исключения. И было ужасно унизительно; будто он не брал ее, а принимал подаяние, да и подаяние, протянутое не ему, пусть только с жалостью, а такое, что швыряют не оглянувшись: подымай или не подымай – твое дело.
Но тянуло его к ней даже больше, чем раньше.
…Он расстегивал пуговки ее халатика дрожащими пальцами – толком раздевать он так и не выучился, хотя вообще-то руки у него были умелые, но в дверь длинно и требовательно позвонили. Жена поднялась без секундного колебания, отодвинув его, как неодушевленное что-то, и открыла. Вошла почтальонша Верочка – маленькая, круглая и веселая; вместе с нею с лестничной площадки ворвался клин холодного воздуха, раздвигая запахи несвежего белья, пота, всяческих жениных притираний, помад, духов, которыми был наполнен подзеркальник.
С порога Верочка сказала:
– С подарочком. За четыре месяца и семь дён!
Он очень обрадовался. Четыре месяца и семь дней назад вследствие некоторых причин пришлось уйти из Института на пенсию. Тогда все было оформлено, но придрался ревизор и пенсионные хлопоты начались заново. Не то чтобы Бутовы так уж нуждались это время.
Жена вязала кофточки и прекрасно шила, особенно пожилым, тем, что на самой границе – «еще женщина». Да и Костя подрабатывал чертежами. Но все-таки раньше Бутов чувствовал себя хоть кормильцем, главой, а тут оказался совсем сбоку-припеку, хотя, разумеется, никто его не попрекал.
Бутов расписался два раза и, лишь только дверь за Верочкой захлопнулась, снова пересчитал новенькие хрусткие десятки. Он так и стоял с пачкой денег в правой руке, растерянно улыбаясь.
…В квартире, светлой и просторной, были три хороших комнаты – одна с камином даже, и темная каморка, где обитала – сказать «жила» будет неточно – тетка Бутова, старушка лет восьмидесяти или восьмидесяти пяти – никто точно не знал, которую уже давно за глаза называли не по имени-отчеству – Варвара Борисовна, а безымянно – «эта». «Ну как эта, скрипит еще?.. Что там эта – все богу молится?»