Смерть и креативный директор - стр. 25
Ее память восприняла картинку как панорамный стоп-кадр, который моментально отпечатался в сознании. Рассмотреть все методично и с умеренным любопытством, чтобы запомнить и впоследствии рассказать Витюше, она не успела.
Потому что интерьер в целом уже не имел никакого значения – склонившись до полу, чтобы аккуратно поставить туфли и наконец обуться, Танька увидела за и под рамой сушилки знакомые алые розочки, расплывшиеся кровавыми пятнами по черному шелку.
– Эй, – страшным шепотом проговорила она, не разгибаясь, – эй, Лариска, шалава, ты зачем разлеглась?.. Вставай, шалава, или я тебя из чайника обдам…
Почему-то она не удивилась, не услышав ответа.
Меленькими шажками, прихрамывая, с туфлей в руке, Татьяна обогнула шаткую конструкцию и застыла на месте, и похолодела от ужаса, увидев распростертое на полу неподвижное тело с неестественно подогнутыми ногами, с правой рукой, откинутой в сторону, и левой – лежащей на животе. Тело было явно Ларискино, судя по прикиду и волосам. Рассмотреть лицо возможности не было – на нем расположился утюг, прикрывая черты, хоть и сполз подошвой несколько на сторону.
Туфля выскользнула из рук. Татьяна дернулась ее подобрать, и наткнулась взглядом на валяющуюся возле Ларискиного локтя золотую вещицу с обрывком цепочки.
Не сразу, но все-таки до нее дошло, что это был тот самый кулон, который она, скандаля, час назад сорвала с Ларискиной шеи. Хотя не кулон это был, а винтажный медальон с механическими часиками внутри, Танька видела такие в витрине ломбарда. Но эти уж точно теперь не перепродашь: лицевая крышечка была наполовину сорвана, стекло дало трещину, а что показывали стрелки, ей было все равно! Потому что утюг на лице покойницы она больше сносить не могла.
Заскулив тихонько, трясущейся рукой Танька его сняла – он был не очень тяжелый, обычный, на тефлоновой подошве. Увидев остекленевшие глаза и кровавое месиво над правым ухом неудачницы, вознамерившейся разлучить их с Виталькой, она отпрянула назад и завизжала – истошно, пронзительно, страшно. Так и не впустив из рук утюга, упала спиной на сушилку, опрокидывая, и заваливаясь навзничь.
В падении она основательно приложилась копчиком к ее металлическому остову, боль была оглушающе острой. И это ее доконало. Сидя на полу, она принялась истерично рыдать с подвываниями и не делала попыток подняться.
Когда умолкла, обессилив, услышала из-за спины спокойный голос: «Все-таки ты ее пришибла».
– И кто это был, такой невозмутимый? – поинтересовалась Олеся.
– Не знаю! – несчастным голосом воскликнула Татьяна. – Я же плакала, Лёля! У меня тушь потекла, глаза щипало! Я их подолом протереть пыталась, да куда там!.. Только несколько силуэтов в дверях и увидела. Но что интересно – потом никто не признался, что эти слова произнес. Никто.