Смерш. Дети айсзаргов - стр. 13
Перелет из Еревана в Москву и из Москвы в Хабаровск не буду описывать, т. к меня замучила процедура перетаскивания коробок с подарками из Грузии и Армении для коллег-дальневосточников, пересадки с самолета в самолет и, наконец, десять часов сна в самолете из Домодедово в аэропорт Хабаровска, где меня встретил дежурный по отделу, и мы благополучно добрались до Большого аэродрома.
Прилетел я около 21 часа, и поэтому, спокойно приняв душ в номере, впервые за несколько недель мог расслабиться и подумать над теми новостями, которые навалились в ходе командировки. Мучил вопрос – тот ли это человек, которого мы проверяем, и разыскиваемый по делам Армении. Времени-то прошло много, изменился и Курашвили, и разыскиваемый как внешне, так и внутренне, ведь за период наблюдения он ничем себя не проявил, что дало бы нам хоть малейшую зацепку его подозревать. Презумпция невиновности перевешивала все хлипкие наши доводы. Доказывать, что это он, разыскиваемый, предстояло нам, а это ох какая непростая задача через 40 лет.
Утром в 9 часов я уже докладывал Петру Николаевичу и Бошуку результаты командировки. Передал им подарки коллег из Грузии, персонально Петру Николаевичу – записку его коллеги по службе, остальное пошло к чаю в отделе.
Выслушав доклад, материалы еще не пришли, Петр Николаевич дал мне два дня на составление справки, в которой следовало подробно изложить все мои действия и полученную информацию.
С заданием я справился, т. к. свежи были в памяти все нюансы бесед с Курашвили, его окружением, с работниками архива и многое другое, чего нельзя описывать в печати.
За период командировки я пропустил начало сессии во Всесоюзном юридическом заочном институте в Москве, студентом второго курса которого я являлся, филиал был в Хабаровске, я сходил в институт, принес справку о том, что болел все это время, и был допущен к сдаче зачетов и экзаменов по особому графику. За несколько дней я все предметы сдал, закрыл долги по зачетам и получил задания на следующий семестр.
В один из дней пришли материалы из Еревана, и руководство углубилось в их изучение, меня изредка вызывали, чтобы уточнить кое-что по справке, составленной мною, а я внимательно изучал жизнь подозреваемого по тем материалам, которые отписывались мне и на которых ставились вопросы, ответы на которые предстояло мне же и давать. Так устроена оперативно-розыскная работа в КГБ, что главный исполнитель, землекоп доказательств – оперработник, и его же дрючат за все промахи в сборе доказательств.
Хочу особенно остановиться на правовом статусе оперуполномоченного КГБ. Участок работы мне определен согласно штатному расписанию, т. е. за мной закреплен тот или иной полк, батальон, где помимо контрольных функций за повседневной боевой подготовкой, сохранностью секретов и оружия, вменено изучение личного состава полка, его морально-политического состояния, уязвимости складов и вооружения в диверсионном плане, стоит задача и выявления интереса к воинской части со стороны окружения, т. е. гражданских лиц, ибо в их среду могут внедряться агенты иностранных спецслужб с задачей установления контактов с секретоносителями, их семьями и сбора разведданных о состоянии боевой готовности, о мобилизационных планах, о типах вооружения, складах хранения и т. д.