Смех сфинкса. Танец обсидиановой бабочки - стр. 33
– Не огорчайся. Все в руках Божиих. Благодари его за то, что жива, что дышишь, видишь небо, различаешь оттенки и запахи, слышишь звуки. Не всем это дано и не всем дано жить в той роскоши, в которой ты жила.
Все осталось там, в прошлой жизни. Огромный зал с восьмью колоннами, расширяющимися к потолку, украшенному витиеватой мозаикой, так же, как и пол, только другой расцветки и орнамента. Яркие краски мозаики радовали глаз неповторимыми оттенками. Всегда, когда Тэра входила в этот зал, ей хотелось петь и смеяться. Сейчас ей не хотелось ни петь, ни смеяться. Губы ее давно уже были плотно сжаты, и их не касалась улыбка. Она тяжело вздохнула. В самом центре зала в красивом кресле из эбенового дерева с подлокотниками и ножками, стилизованными под морды льва с изящной позолотой, сидела мама. У нее были необыкновенные зеленые глаза, в которых искрились мелкие крапинки золота. Тэра даже спросила однажды:
– Мама, а кто в твои глаза насыпал золота? Я тоже так хочу. Это так красиво. Скажи, чтобы и мне насыпал.
– Творец, дочка, Творец, – и она показала глазами на небо, – только он умеет такое. У тебя тоже такие золотинки, только они еще маленькие, потому что и ты сама маленькая. Подрастешь, и они станут больше и заметнее. Творец отметил нас, чтобы мы отличались от других.
– А почему мы должны отличаться от других?
– Потому что мы дети богов.
Здесь, в школе, она была как все и не выделялась среди учениц, хотя золотинки так и остались в ее глазах.
У Юйи был прямой нос, резко очерченные скулы и маленький рот с узкой верхней губой. Она была красивой женщиной, и муж ее, фараон Тэти, был влюблен в эту красоту и отдавал ей должное. Он редко бывал в гареме, проводя почти все свободное время возле Юйи. На ней почти всегда был парик, соответствующий ее положению. Он обрамлял лицо, отчего скулы казались еще более высокими. Но Тэра больше любила ее настоящие волосы, спрятанные под париком. Густые, каштановые, они оттеняли оливковую кожу лица, и мама казалась ей богиней, сошедшей с настенных росписей. Еще Тэра любила, когда они садились на низкие стульчики с мягкими подушками и мама рассказывала ей легенды… Мягкие подушки, шелковые ткани… коснется ли их когда-нибудь ее рука. Теперь на ней платье из грубого холста и даже исподнее не отличается мягкостью. А к каменным скамейкам она и вовсе не могла привыкнуть, так болели ягодицы после сидения на них.
Слезы затуманили глаза Тэры, и она их зажмурила, чтобы никто не увидел ее слабости.
Точно так же сделала и Лия, только по другой причине. Она не хотела, чтобы ее слезы увидела бабушка, которая обязательно поинтересовалась бы, отчего это ни с того ни с сего у ее любимой внучки на глазах появились слезы. Как бы она ей объяснила причину? Она ведь и сама толком не знала, почему плачет. И, как ни странно, но она понимала, что это ощущение дано ей тайно и она должна сохранить его от всех в тайне, и никогда и никому об этом не рассказывать. Почему это должно быть тайной, она до сих пор не поняла, но действительно никогда никому об этом не рассказывала. Скорее всего, это надо было держать в тайне в то время и в той стране, в которой она тогда жила, где эзотерические знания считались враждебными, и ей не следовало рассказывать о тех знаках, которые ей посылались.