Случайная вакансия - стр. 47

Потому-то он и решил сегодня нарушить одно из немногих еще не попранных им правил школьного распорядка и свалил с уроков, чтобы наведаться в Поля. Дело было не только в том, что грубый пульс жизни бился там ближе к поверхности, чем в других известных ему местах; помимо всего прочего, у него теплилась надежда встретить кое-кого из пресловутых личностей, вызывавших его любопытство, а еще (только он в этом себе не признавался, потому как, вопреки обыкновению, не находил нужных слов) он искал открытую дверь, и смутное припоминание, и вход в свое – но не свое – жилище.

Двигаясь не в материнском автомобиле, а на своих двоих мимо домов цвета оконной замазки, он отметил, что граффити чернеют далеко не на всех стенах, что строительный мусор валяется далеко не везде и что некоторые здания подражают (с его точки зрения) благопристойности Пэгфорда: те же тюлевые занавески на окнах и безделушки на подоконниках. Из машины его взгляд сам собой падал на заколоченные досками проемы и захламленные лужайки. Аккуратные дома были ему неинтересны. Пупса привлекали хаос и беззаконие, пусть даже сотворенные мальчишескими руками при помощи баллончика с краской.

Где-то поблизости (точного адреса он не знал) жил Дейн Талли. Семья Талли считалась неблагополучной. Двое старших братьев и папаша годами не вылезали из тюряги. Поговаривали, будто не так давно у Дейна были разборки с каким-то девятнадцатилетним парнем, так отец отправился вместе с ним на стрелку и отметелил старших братьев обидчика. Талли пришел на урок с изрезанной физиономией, распухшей губой и подбитым глазом. Поскольку в школе он появлялся редко, все решили, что ему просто захотелось продемонстрировать боевые ранения.

Пупс не сомневался, что на его месте повел бы себя иначе. Торговать разбитым лицом – это ведь неаутентично. Пупс хотел бы подраться и преспокойно жить дальше; узнать о его подвигах мог бы лишь случайный свидетель.

Сам он никогда не получал по морде, хотя в последнее время все чаще нарывался. У него нередко возникал вопрос: какое будет ощущение, если ввязаться в драку? Он догадывался, что аутентичность включает (точнее, не исключает) насилие. Готовность бить и держать удар была для него той формой мужества, к которой он хотел бы прийти. Ему не доводилось пускать в ход кулаки – до сих пор хватало языка, но теперь он презирал хлесткость речи и восхищался аутентичной брутальностью. В том, что касалось холодного оружия, Пупс рассуждал более осмотрительно. Если сейчас приобрести финку и не таясь носить с собой, это будет вопиюще неаутентичным актом, жалким подражанием Дейну Талли и ему подобным; Пупс ни под каким видом не стал бы обезьянничать. Но если настанет такой момент, когда волей-неволей придется обзавестись ножом, это будет совсем другое дело. Пупс этого не исключал, хотя признавался себе, что такая перспектива ему не по нутру. Его пугали предметы, способные пронзить плоть: иглы, лезвия. Когда их еще в подготовительной школе Святого Фомы возили на прививку от менингита, он единственный грохнулся в обморок. Эндрю давно обнаружил, что один из немногочисленных способов вывести Пупса из равновесия заключается в том, чтобы открыть при нем адреналиновую шприц-ручку «Эпипен», с которой Эндрю не расставался из-за тяжелой аллергии на арахис. У Пупса начиналась дурнота, когда Эндрю, размахивая этим инструментом, делал вид, что сейчас его уколет.