Слово атамана Арапова - стр. 88
– А Демьяна из реки-то нагишом вынули, як младенца? – Атаман обвел тяжелым взглядом угрюмые лица казаков и остановился на посеревшем лице Гаврилы. – Получатся, к переметам подошли вы вдвоем. Демьян разнагишался и – в воду, а ты остался на берегу?
Лицо Арапова начало багроветь от избытка гнева, а рука легла на рукоять сабли:
– Ну?! Гри правду, сукин ты сын, не то…
– А я што? Што я-то?
Крыгин не на шутку перепугался и забормотал, не замечая, что язык выговаривает совсем не то, что хотелось бы. Слова выскакивали намного быстрее, чем мозг успевал обдумать их смысл и звучание:
– Он сам энто меня к реке позвал. Грил, ты покарауль, а я мырну. И мырнул, хотя я не пущал. Балычка ему, вишь ли, страсть как захотелось, бляшечки!
– А ты на бережку, значится, дожидался? И даже одежку спрятал, кады вразумел, что утоп Демьянка? – Атаман оставил в покое саблю и выхватил из-за голенища нагайку. – Сказывай, гад, как все было, не то засеку до смерти, как пса шелудивого!
Глаза Арапова грозно смотрели из-под густых бровей, и умирающему от страха Гавриле показалось, что они буравят его насквозь. Поняв, что, продолжая лгать, он лишь усугубит свою вину и окончательно разозлит атамана, Крыгин прерывисто вздохнул и рассказал все, что произошло той ночью. Но и на этот раз он предпочел оставить для себя роль второго плана, а на покойного Демьяна возложил роль организатора кражи рыбы с перемета.
Однако Гаврила явно переусердствовал, незаслуженно поливая грязью покойного – тихого, простого и честного казака, каковым его знали как поселенцы, так и все население Яицка. А более всех его знал Кочегуров, с которым Демьян прошел не одну сотню верст в походах по киргизским степям. Грубо растолкав казаков, возмущенный до глубины души есаул навис над съежившимся Крыгиным грозовой тучей, а его тяжелый кулак кузнечным молотом сокрушил лгуна, повергнув его к ногам атамана на землю.
– Ты пошто не помог ему выбраться, падаль? Ты пошто…
Есаул выхватил саблю, взмахнул ею над головой, и этот день едва не стал последним в жизни обомлевшего негодяя.
Арапов перехватил руку Кочегурова, чем спас Гаврилу от неминуемой смерти. От смерти да, но не от позора. Едва казаки уразумели, что к чему, быстро окружили Крыгина. Взгляды, полные презрения, сомкнулись на голове Гаврилы, который больше не пытался оправдываться, а лишь обреченно закрыл глаза.
– Убирайся к черту, – прорычал Арапов, обращаясь к Крыгину. – Седня же уходи, и нет те прощения!
– Да простит те Бог энти слова, – неожиданно внятно и спокойно сказал Гаврила, опустив виновато голову, – потому што энто крик моей раненой души. И я родился под казачьим кровом, и я ваш и Божий. А вы все мученики, но верьте, Божья правда не спит, а недремлющим оком учитыват все деяния людские, и кады мера переполнится, настанет ночь суда, а заря принесет спасение. Вы мне мстите, а месть… Не мстите сами; Бог справедлив, но он же и карает. Пусть он меня и судит. Хто претерпел больше сына Божьего? Но и он, умирая, простил своим ворогам. Подумали ли вы, што будет со мной? Нет. Но вы и не думате, што будет с вами, с вашими жинками и детьми, кады придет ворог? Щас каждая сабля…