Слово атамана Арапова - стр. 37
– Знать, опять объявился злыдень.
Атаман спешно оделся и присел рядом. Некоторое время он смотрел в сторону реки, после чего схватил есаула за руку и крепко сжал ее.
– Чую, неспроста он возля нас околачивается. Как бы отловить его и дознаться, пошто зверем округ стана бродит?
Они помолчали. Тяжело вздохнув, Арапов покосился на Кочегурова и спросил:
– Сдается мне, ешо што-то у тя есть сказать? Коли так, пошто медлишь?
Есаул поднял с земли камень, швырнул его в реку и сказал:
– Мысль имею не спешить в Яицк. Чую, беда над нами виснет, а случись што, и моя сабелька пригодится.
– Я тож неладное чую.
Атаман с грустью посмотрел в сторону леса и лагеря:
– Нутром чую. Которую ночь не сплю, от дум маюсь. Тоска гложет, а вида не подаю.
– А мож, зазря все энто? – Кочегуров встал на ноги и плавно провел рукой круг над головой. – Степь – вот што казаку жинка, кров и постель. Степь не выдаст, а случись што, прикроет, спасет. Ты не серчай, Василий, коли што не эндак брякну, но неуютно как-то в лесу ютиться. Воевать куды ни шло, а жить…
– Ты вона што. – Атаман резко повернулся и свирепо посмотрел на есаула. – Коли собрался в Яицк, скатертью дорожка, удерживать не стану. А коли с нами остаешься, так, гляди, не мели непотребностей. В последний раз упреждаю, што с Сакмары я не сойду. А степняки не страшны мне. Как и…
Внимательно наблюдавший за атаманом Кочегуров увидел, как тот судорожно сглотнул, скрестил пальцы, но вполне уверенно закончил:
– Как и козни бесовы. Не уйду отсель, ежели даже сатана с киргизами супротив меня сговор учинят. Кишка тонка у нехристей с казаками тягаться.
По тому, как загорелись глаза Арапова, есаул понял, что он еще больше утвердился в своей правоте. И не боится он хвостатого да рогатого и не уйдет с Сакмары даже по прямому повелению императрицы-государыни. А это может означать только то, что восхитительные берега Сакмары станут им родным домом либо смертным одром, красивым, но чужим!
Лишь с наступлением сумерек возглавляемый Гавриилом отряд благополучно выехал из леса. Несмотря на преклонный возраст, старик все еще прямо и гордо сидел в седле. Когда оказались на равнине, Гавриил приказал держаться по возможности ближе друг к другу.
Схватившись за широкие плечи сына Гавриила, Нюра чувствовала себя отвратительно. Безграничная горечь наполняла ее сердце. Странно, но она уже не питала к Никифору прежней ненависти, с которой жила со дня своего похищения. Схватка на берегу озера, из которой казак вышел победителем, заставила ее по-другому посмотреть на своего похитителя. А его непредсказуемый поступок… Он же мог снести голову пареньку, но не сделал этого! Что остановило его? Страх перед неизбежной карой или в нем все же осталось что-то человеческое?