Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга вторая. Июнь - стр. 9

Святой митрополит Алексий достиг глубокой старости. Нельзя было не задумываться о достойном ему преемнике, способном возглавить Русскую Церковь в тревожное время. У благоверного Димитрия был свой кандидат – некий архимандрит Михаил, вошедший в историю под кличкой Митяй. Этот великокняжеский любимец был обходителен, красноречив, начитан, сведущ и в мирских делах, при случае мог подать дельный совет. Благоверный Димитрий был прямо-таки ослеплен внешними достоинствами Митяя, не видя за ними его черной души. Митяй был вдовый священник; имея в виду его возведение на митрополичий престол, великий князь обеспечил Митяю стремительную монашескую карьеру – в самый день пострига он был сделан архимандритом Московского Спасского монастыря. Затем благоверный Димитрий просил святителя Алексия благословить Митяя как будущего митрополита всея Руси. Святой старец отказал сдержанно, но твердо: «Михаил еще молод в иночестве. Я не могу благословить его».

Духовному взору святого Алексия была открыта нечистота души Митяя. Чтобы не допустить недостойного к власти над Русской Церковью, святитель решил призвать на митрополию подвижника высочайшей жизни, преподобного Сергия Радонежского. Но Всероссийский игумен отвечал: «Если не хочешь прогнать нищету мою от твоей святыни, не говори о таком тяжком бремени моему недостоинству». Этот отказ, по существу резкий и содержавший в себе угрозу в случае дальнейших настояний бросить свой монастырь и уйти в неведомые леса, обычно приписывают смирению преподобного Сергия, не желавшего чести и власти. Однако причина, по которой смиреннейший из иноков не подчинился велению митрополита, совсем не так проста. Преподобный Сергий не отдал себя в первосвятительство, отказал в послушании Предстоятелю Русской Церкви, поскольку повиновался высшей церковной власти. Радонежский игумен, в отличие от великого князя и даже от святого митрополита, знал, что Русская Церковь после кончины святителя Алексия немедленно обретет новое законное возглавление.

Каноническое право на поставление российских митрополитов в то время имел Константинопольский Патриархат. При всей своей пламенной любви к Отечеству, святой Алексий и благоверный Димитрий обладали кругозором, суженным до пределов Северо-Восточной Руси, поэтому они хотели видеть митрополитом своего, русского человека. Для Царьграда, представлявшего Вселенское Православие, Русская Поместная Церковь не ограничивалась этими рамками – Киевская Русь была под властью языческой Литвы, Галицкая Русь – под католической Польшей. То были неотъемлемые части Российской Церкви, там были православные епархии, там жили и молились русские православные люди. Но огнепоклонник Ольгерд Литовский и католик Казимир Польский видели в Москве врага, а в московских митрополитах – вражеских шпионов и пособников. Сговорившись, князь Ольгерд и король Казимир потребовали отдельного митрополита для своих подданных, угрожая в случае отказа искоренить Православие в своих владениях. Оберегая южнорусскую паству от гонений, Царьград согласился на разделение митрополии. Как бы оправдываясь, Константинопольский Патриарх Филофей писал по этому поводу святителю Московскому Алексию: «Что мы должны делать в таком положении? Тебя призываем в судьи: что сам скажешь? Другое дело, если бы государи земли той были православные. Посуди сам, хорошо ли было бы, если бы так случилось, как они пишут». На Киевскую кафедру был посвящен серб Киприан, человек святой жизни, образованный и мудрый. Но на такой разрыв общерусского церковного единения Цареградская Патриархия шла лишь как на временную меру – после кончины святителя Алексия митрополитом всея Руси должен был стать святитель Киприан. Так предначертала Вселенская Церковь, но не так рассуждало человеческое своеволие.