Слоны Ганнибала - стр. 21
Масинисса резко повернулся и выбежал во дворик, где томился и скучал по степному приволью его конь.
«Что я наделал! – в отчаянии думал Ганнибал. – Масинисса упрям и своеволен. Он добьется своего. Он станет зятем Ганнона. Как будет разгневан отец. Хорошо же я выполнил его поручение!»
Во дворце Ганнона
Мраморные колонны были обвиты плющом и диким виноградом. Запах цветущих яблонь и миндаля наполнял воздух. Услышав быстрые шаги, Софониба подняла голову. По дорожке, усыпанной розовыми и белыми лепестками, шел отец. Края его плаща развевались, по нетерпеливому выражению лица было видно, что у отца какая-то новость.
– Ты знаешь, доченька, кто этот дерзкий мальчишка? – молвил Ганнон, отдышавшись. – Ну да, тот самый, которого рабы выкинули за ворота.
Софониба отложила шитье. На плотной зеленоватой материи был вышит леопард в зарослях тростника.
– Это сын Гайи, царька массасилов, – продолжал Ганнон. – Знай я об этом раньше, я выпроводил бы его из дому с меньшим шумом. Разве на лбу у него написано, что он царский сын? И какая наглость – размахивать перед моим носом кинжалом!
Девушка наклонила голову. Румянец покрыл матовую белизну ее лица. Тень длинных ресниц легла на щеки. Увидев смущение дочери, Ганнон расхохотался. Затряслись дряблые складки лица, закинулась вверх и запрыгала остроконечная бородка.
– Представляю тебя царицей массасилов, – проговорил Ганнон, сдерживая смех. – Тебя окружают придворные дамы с украшениями из разрисованных страусовых яиц. А столица-то – двадцать мапалий! А дамы-то, дамы – босиком!
Софониба еще ниже наклонила голову.
– Можешь не беспокоиться, дружок, – ласково сказал Ганнон. – Тебе не придется покидать дом, в котором ты выросла. Покажи твое шитье, девочка. Что это у тебя? Леопард? Ноги у него слишком длинны, и у тростников не такие верхушки.
– Да, отец. Но я никогда не видела живого леопарда и настоящих тростников. Я не знаю, какие у них стебли, какие верхушки. Я не была в степи Масиниссы. Как хорошо он о ней говорит!
– Ты не видела живого леопарда? – перебил Ганнон. – Я сейчас же прикажу, чтобы поймали леопарда и доставили сюда в крепкой клетке.
– Не надо мне леопарда в клетке! – вскрикнула девушка и бросила шитье на пол. – Я буду вышивать лебедей, белых лебедей. Помнишь, когда я заболела, ты привез клетку со львом, чтобы он отпугивал злых духов. Ночью я проснулась от страшного крика. Ты, разгневавшись, приказал бросить в клетку чернокожую Гелу. А чем она провинилась, я до сих пор не знаю… Не надо мне леопарда в клетке! Не надо!
Ганнон заметно смутился. Ему казалось, что дочь давно уже забыла об этой дерзкой рабыне, посмевшей ему перечить. Господин волен сделать с невольницей, что ему угодно. Так поступают все. Но его враги распространили слухи, будто он, Ганнон, содержит целый зверинец и кормит львов рабами из скупости. «Люди всегда преувеличивают, особенно когда они завидуют богатству и славе», – подумал себе в утешение Ганнон.