Слон меча и магии - стр. 63
На третьей, самой масштабной, закованные в железо воины сошлись в битве со зверолюдьми. Мечи секли тугую плоть, когти рвали кольчуги и прокалывали пластины доспехов. Тела людей и нелюдей громоздились, как холмы, вокруг сражавшихся.
На последнем рисунке человек в доспехах из красной стали и короноподобном шлеме поднимал меч, указывая остриём на Хрустальный Пик. Ущелье Моута, ещё не перекрытое замком, было залито солнечным светом. Тут художник солгал. Балирейское солнце здесь не светило. За ущельем простиралась тьма, в которой мерцали огоньки пламени Зверя.
Художник упустил ещё кое-что – между второй и третьей картинками неплохо смотрелись бы головы Посольства Зверя. Древний король приказал казнить носителей чёрного пламени, нарушив все мирные обычаи. Вялая попытка договориться стала поводом для долгой резни. Стоило показать, из чьих костей возвели то самое Ложе, которое полируют шёлком разожравшиеся мастера. Но людям такая правда не по вкусу, без неё проще ненавидеть.
Рисунок был выполнен искусно, но Мариус Хорнол заинтересовался представлением по иной причине.
В Орна-Моут заезжали менестрели и балаганы. Веселили чернь, что жила в Юбке – нагромождении срубов и каменных домов, крытых дёрном и сланцем, тянущихся от подножия замка к курганам. Кастелян охотно платил артистам, но при этом сам никогда не захаживал на выступления. Тем удивительнее было получить подобное приглашение. На его обороте сияла чернильная надпись, что представление раскроет тайну чёрного пламени Зверя и поведает историю былых лет. Труппа называлась Майенарда, и это имя кое-что значило для того, кто покусился на собственность Ложа.
Его размышления прервал хрустящий голос герольда. Пожалуй, подумал Мариус, стоит поделиться микстурами с беднягой, а то каркает, как ворона.
– Адара из труппы Майенарда!
Дверь в зал распахнулась, на пороге появилась высокая девица лет двадцати. Рост говорил об её знатном происхождении, но знатных лицедеев не бывает. Платье, не самое изысканное, но идеально подогнанное по фигуре и расшитое по лифу серебряной лозой, казалось частью театрального костюма. Медные волосы, во время представления накрученные на узорный обруч, были убраны в толстую косу. Гостья выглядела старше, чем ему помнилось.
Она поклонилась Мариусу и уселась в кресло. Плечи у девицы были широкими, а руки жилистыми и крепкими.
– Мне стыдно, что заставила вас ждать, милорд, – голос у гостьи был низким, красивым и жарким. Стыд, о котором она говорила, окрасил чистые щёки румянцем.
– Это всего лишь время, – спокойно и холодно ответил Мариус. Он нарочно пришёл пораньше, чтобы сразу поставить гостью в уязвимое положение. Теперь она до конца вечера будет чувствовать себя виноватой.