Слон меча и магии - стр. 20
Таборяне засвистели, обнажая зубы.
Барон поднял ладонь, и толпа смолкла. Ладонь у отца жёлтая, мозолистая и – как всегда – на зависть сухая.
– Но южаки забыли, что табор – это и есть Глушота. И слиться с ней можно единожды, – отец оскалился, – удобрив наши леса. Костями и кровью!
– Костями и кровью! – вторили лужёные глотки таборян.
– Костями и кровью, – терялся мой голос в общем хоре.
Довольный собой, Саул тыкнул пальцем куда-то в скопище рубак.
– Нир! – позвал он. – Поведешь уродов в бой. Сегодня ты асавул.
Чёрная масса таборян расступилась. Нир, сухой и узловатый, что старая рогатина, по привычке пригладил вислые усы.
– Ну и ну, барон. Уж думал, не попросишь, – ответил он равнодушно.
По толпе прошёл смех. Нира поздравляли, но тот оставался скуп на слова.
– Сталбыть, барон, не уважишь нас своим участием? – донеслось откуда-то с краю. Это козье блеянье я бы узнал из тысячи.
– А что, Цирон, – фыркнул отец, – тебя на коленки посадить? Страшно без барона рубиться?
Цирон сплюнул в пальцы и вытер о брюхо. Он обрюзг и зарос, что медведь в спячку. Мало того, что головы не брил, так ещё и взбрыкивал напоказ. Из зависти он вскипал или ради авторитета, но барон его не трогал.
Ведь четверть всего табора приходилась Цирону роднёй.
– Я-то знаю, где таборянину самое место, барон. Так-то знаю! – прихрамывая, Цирон вышел вперёд. – В сече ему место, так-то. А кто отсиживается на палубе, тот нежный становится. Как молочный южак, так-то.
Толпа стала бурлить, зазвучала пёстрая брань. Цирон со злорадной усмешкой приложился к бурдюку.
Говорили, он кормил своего зобра дурман-грибами, а потом пил его мочу. Так якобы проходила боль в увечном колене.
– Молчать! – гаркнул Саул, изменившись в лице. – Приберегите ругань для южаков, сукины дети. Их хаять надо, а не друг друга. А кто забылся, тот своё получит. Даю слово барона.
Цирон весь побагровел, но перечить не решился. Его толстая мохнатая лапа судорожно сжала бурдюк.
– А непослушных барон прощает, – вдруг улыбнулся отец. – Спесь простительна, коли налегаешь на поганки!
Плац-палуба взорвалась хохотом, и свисты недовольных захлебнулись в этой волне. Сквернословя себе под нос, Цирон растолкал таборян и скрылся. Отец же что-то оживлённо объяснял Ниру, тыча в кусок пергамента.
До меня ему дела не было. К счастью.
Когда Гуляй-град с чудовищным грохотом встал, вспахав землю гранитной бородой, из чрева его повалили таборяне. Всадники хлестали наподобие крови – только мглистой, живой, что меняла направление, загибалась кольцами и тут же рассыпалась на брызги, чтобы вновь слиться в единый поток.