Слезы русалки - стр. 96
— Знаете что, идите вы к черту со своими нравоучениями. Меня не интересуют ни ваши молитвы, ни ваши суеверия. Я пришёл по делу, а не слушать идиотские басни про веру, искупления и ещё черт знает что.
Услышав эти злые слова, отец Андрей заплакал. Симметричные ручейки слез катились по его худым впалым щекам. Вадим устыдился резких слов, какие он швырнул отцу Андрею. Он ведь совсем не хотел обижать его, Вадим всего лишь хотел, чтоб его оставили покое. Просто Вадима пинали все кому не лень, и он не сумел увернуться от возможности пнуть самому невиновного безобидного человека, попавшего под горячую руку.
— Ладно, я подумаю о ваших словах. Извините, — пробурчал Вадим. Не слишком радужно и вежливо, но это все, на что было способно его ожесточенное сердце.
— Возьми эту икону, это образ Владимирской Божьей Матери. — Отец Андрей снял цепочку с маленькой иконкой со своей шеи протянул Вадиму. — Богородица через этот образ помогает примирить враждующих людей, смягчает человеческие сердца, помогает принять верное решение, укрепляет веру. Пусть она служит тебе напоминанием.
— Хорошо, спасибо. — Вадим открыл ладонь, в которую отец Андрей положил свой дар.
Он решил носить ее с собой не как святыню, но как напоминание о Петре Сергеевиче, об Арсении, о Павле, об отце Андрее. О людях, которые ему так сильно дороги — до мурашек и боли в сердце. Может быть, даже о Юлии с Сашей. Словом, о том, каковы его корни. Пусть у него останется хоть это, когда он вступит на новую, непротоптанную дорогу жизни.
Руку помощи ты протяни,
Ты от этого не обеднеешь.
Всем, что есть у тебя, помоги,
Это сделать ты точно сумеешь.
Равнодушие — страшный порок,
Не имеет оно оправданий.
И порок этот очень глубок,
Главный враг он любых начинаний.
Глава 17
Вадим повернул ключ, чтоб войти в комнату матери, его одолевала мрачная решимость.
Марыся подняла на сына глаза так тяжело, будто на ее веках покоился весь земной шар.
— Она его забрала, — торжественно объявил Вадим, его голос дрожал, угрожая сорваться в истерику. — Кто следующий? Ты у нас предсказываешь смерть, как привокзальная цыганка.
Марыся смотрела на сына своими бархатными серыми глазами. Она смотрела полувопросительным взглядом, словно видела Вадима впервые. И молчала, плотно сжатый рот не пропускал ни звука.
Вадим выругался про себя и махнул на неё рукой. Иногда ему казалось, что мать — единственное живое существо в этом доме, имеющее здравый рассудок. А он, Саша и Вера только притворяются нормальными, а на деле не могут сообразить, какая реальность действительно существует. А мать все понимает, но по злобе своего сердца не желает открывать другим истину.