Следствие ведут Колобки. Сказочные истории - стр. 24

Вторая картина была «Неизвестная» художника Крамского. Об этой картине никто особенно не высказывался. Все просто смотрели на неё, выпучив глаза.

– Вот это здорово! – сказал Булочкин. – Я бы тоже хотел быть художником!

– Это зачем? – удивилась Колбочкина.

– Я бы нарисовал нашего шефа тоже в такой же коляске, в такой шубе и с таким же выражением лица: мол, преступники, я вас всех насквозь вижу!

– А я эту девушку видел в «Огоньке», – сказал Вася Углов. – Я ещё тогда в «Огонёк» письмо написал: давайте переписываться, меня зовут Вася.

– Ну и что? – спросил Колобок.

– Не ответила.

– Эта картина – буквально жемчужина Третьяковской галереи, – сказал Лука Лукич. – Многие люди едут сюда к нам из-за рубежа, чтобы посмотреть на неё. Одна эта картина сделала художника Крамского знаменитым. А ведь он написал много других шедевров. Но пора идти дальше.

Лука Лукич с трудом оторвал ночную экскурсию от «Неизвестной» и перешёл к картине художника Серова «Девочка с персиками».

– Смотрите. Трудно назвать в русской и мировой живописи другое произведение, которое вызывало бы такие светлые, радостные чувства. Смуглолицая девочка-подросток с живыми глазами. За окном весенние тона. Чистый цвет, нежные переливы розовой кофточки. Всё это создает образ светлой юности. А эта девочка… Вы знаете, чья она дочь?

– Мне кажется, это дочь большого начальника.

– Почему?

Вася Углов подошёл к картине и указал на персики:

– Вот почему. Не догадываетесь?

– Ни капельки! – ответил Лука Лукич.

– За окном весенние тона, а здесь персики. Ведь не сезон.

– При чём тут персики?

– А при том, что их доставили в не сезон самолётом, значит, девочка – дочь большого начальника. Может быть, директора овощного магазина, а может быть, даже овощной базы.

– Нет, эта публика загонит меня в гроб! Это же дочка Саввы Мамонтова – известного русского любителя искусств. Он стольким художникам помог, столько талантов вывел в люди, сколько ни одному начальнику овощной базы и не снилось.

Он бы ещё долго рассказывал об этой картине и о меценате Савве Мамонтове, но тут наступило утро, и он прекратил дозволенные речи.

Так продолжалось пять дней… десять… пятнадцать. Дело близилось к финалу. Больше картин в галерее не оставалось. И тут случилось ЧП.

Однажды вечером, как всегда после дневной работы, Колобок, Булочкин и Колбочкина, которых уже несколько пошатывало от большого количества искусства, проникшего в их головы, подошли к Третьяковской галерее.

– Караул! – встретил их Лука Лукич. – Преступник пропал. И картину унёс.

– Не может быть! – ахнул Колобок. – Ведь он почти перековался.