Славушка и соляной камень - стр. 11
Филарет тем временем совсем замедлился. Уже не шел, а крался в траве густой. Палкой перед собой мокрую осоку раздвигал да прислушивался все. Рукав рва уж закончился давно, до леса было рукой подать, только поле перейти, десятка с два аршин. Но писарь сделал лишь пару шагов, а затем и вовсе остановился. Руку свою поднял над головой и в кулак ее сжал. Стало быть, Славушке пригнуться да затихнуть следовало. Так он и сделал. Умолк, припал к землице, за сумку свою ухватился и вперился взглядом туда, куда дед Филарет всматривался – в траву густую. Прислушался и удивился: из травы и впрямь доносились звуки какие-то странные, будто кто траву эту щиплет. Прошли еще пару шагов. Звуки стали громче, дыхание чье-то послышалось. Кажись, сопел кто-то, кряхтел да пыжился.
– А ну, выходь сюды! – грозно скомандовал в кусты дед Филарет и палку свою выставил, словно копье. Все звуки тут же затихли, затаился зверь невидимый. – Сейчас я тебя стрелой возьму, шельму… – пригрозил старик голосом, в котором Славушка угадал задоринку. Видимо, понял старик, кого именно они повстречали. И сработала уловка, из кустов тут же донеслось:
– Нет у тебя, дед Филарет, никакого лука, мне ли не знать.
– Вот ведь племя-то! – выругался писарь. – Мареська, а ну выходь на тропку!
И из кустов, вся мокрая и расцарапанная, вывалилась Мареська, сестрица Славушкина. В руках ножик отцов (как только умыкнула?), сама в сапожках да в сарафане нарядном. Коса рыжая, впопыхах сплетенная, за пояском торчит. И чего она тут делает? Никак школу девичью прогуливает?
– Ты чего это тут? – удивился Славушка.
– Тебя не спросила, братец. Или только тебе можно под телегой от работы отлынивать? – сестра показала Славушке язык и, спохватившись, спрятала руки, травой изрезанные, за спину.
– Порывай-траву рвала, не иначе, – заключил безапелляционно дед Филарет, сопоставив факты. – Утром ее рвут, по росе, иначе не сработает снадобье. Да и луна полная, трава сейчас в самой силе находится.
И угадал писарь. Если Славушка еще умел кое-как взрослых одурачить видом своим, то сестрица его никогда таким даром не отличалась. Всё и всегда у нее на лице отображалось, особенно если кто допытывался у нее правды. Вот и сейчас Мареся покраснела густо, а руки за спиной еще крепче рукоять ножа сжали. Глазки голубые забегали из стороны в сторону.
– А ну, непутевая, признавайся. Кому лихо задумала?
– Никому, – сказала Мареся тонким голосочком, а глаза ее кричали обратное. Видимо, опять Ермолка насолил ей чем-то.
– Не серчай, деда, – вступился за сестрицу Славушка. – Ее бабка Вайка, видать, послала. Мареська у нее в послушницах с этого года ходит.