Сквозное действие любви. Страницы воспоминаний - стр. 14

Однако пройти на Красную площадь в этот вечер нам – увы! – так и не удалось. Возле Большого театра движение толпы замедлилось, а у музея Ленина мы и вовсе остановились. Пробка. Но какое это имело значение!.. Сидя на плечах у Петра Ильича я видел вокруг море людских голов, а когда раздались первые залпы салюта и вся эта огромная толпа дружно закричала «ура!», а в темном небе зажглись разноцветные букеты огней, счастливей меня человека не было!.. Я все видел лучше остальных!..

Вовка мне страшно завидовал, и я слышал, как он хныкал и ныл внизу: «Пап, я ничего не вижу!.. Пап, подними меня!..» – «Как тебе не стыдно!.. Взрослый парень, а ведешь себя хуже девчонки». Дядя Петя не собирался поддаваться на Вовкины уговоры. Спасибо ему.

По возвращении из эвакуации в первый же вечер я познакомился со своими тетками, о существовании которых в далеком уральском селе не подозревал: с маминой сестрой Эльзой и папиной – Александрой. Первая была маленькая, очень живая и веселая, вторая – высокая, надменная красавица. При встрече со мной им обеим пришлось пережить свое «второе крещение». Тетю Эльзу я тут же переименовал в «Илю», а тетю Шуру назвал «Фуней». Эльза Антоновна со своим новым именем смирилась сразу, и так получилось, что для всей нашей родни она до самой своей смерти так и осталась Илечкой. А вот Александра Сергеевна страшно возмутилась и наотрез отказалась признавать себя Фуней. Как ни старалась моя несчастная мать уговорить меня называть высокую красавицу Шурой, я упрямо твердил свое: «Фуня». Хоть ты тресни!..

Кстати, в каком-то смысле я оказался пророком. Александра Сергеевна сильно поспособствовала тому, чтобы мои родители в 1954 году расстались и мы с братом лишились полноценного отца.

Судьбы обеих моих теток были необыкновенно похожи одна на другую.

Тетя Шура вышла замуж за человека по фамилии Бражник. Имени его я никогда не знал, и, где он работал, тоже осталось для меня тайной: у нас в семье не принято было говорить о нем. В 37-м году он пропал в недрах Лубянки, и всю оставшуюся жизнь Александра Сергеевна прожила в полном одиночестве. У нее была крохотная восьмиметровая комната на Сретенке в нелепом и, по-моему, недостроенном доме в Даевом переулке, куда ее выселили из роскошной трехкомнатной квартиры после ареста мужа. Будучи студентом, я со своей первой женой Светланой снимал у тетушки эту комнату за двадцать рублей в месяц.

Сын ее Юрик в первые дни войны пошел добровольцем в московское ополчение и погиб то ли в конце 41-го, то ли в самом начале 42-го года. Когда точно, я не знаю. Таким образом, тетя Шура осталась совершенно одна.