Скуки не было - стр. 49

Я, однако, отвлекся и чуть было не потерял нить своего сюжета.

Вернусь к Слуцкому и Эренбургу.

В рассказе Бориса о той их игре меня не слишком поразило, что шестидесятилетний Эренбург играл в нее так же увлеченно, как, бывало, играли в нее мы в наши студенческие годы. Поразило возникшее тогда у Бориса сознание, что это их занятие было не игрой, а – делом. И важным делом.

И тут я подумал.

А что было бы, если бы Эренбург вдруг решил изменить условия этой игры и предложил Борису вместо десятка любимых поэтов написать названия десяти любимых стихотворений – хоть того же Пастернака.

Включил бы Борис в этот свой десяток стихотворение «Смерть сапёра»?

Да ни за что! Ни при какой погоде!

Почему же тогда он так настойчиво рекомендовал мне включить его в мой пастернаковский цикл? Ведь составление той моей антологии уж точно было – не только для меня, для него тоже – не игрой, а делом.

Ларчик открывается просто.

В ту игру с Эренбургом играл поэт Слуцкий. А совет включить в антологию вершинных творений русской поэзии ХХ века бледное стихотворение Пастернака мне дал Слуцкий комиссар.

Но знал я и другого Слуцкого.

Году этак что-нибудь в 1963-м на протяжении двух месяцев сидели мы с ним в Коктебеле за одним столом. Вместе завтракали, обедали, ужинали и рассказывали друг другу разные истории, или, как сказано у Бабеля, замечания из жизни. Я расскажу – он расскажет. Истории цеплялись одна за другую, и казалось тогда, что сиди мы вот так хоть целый год, не оскудеет наш запас, не будет этим нашим историям ни конца и ни края.

Почему-то – уж не знаю, почему, – случилось так, что все эти наши устные мемуары упорно, словно каким-то невидимым магнитом притягиваемые, склонялись к одной теме: причудам нашей родной социалистической экономики.

Началось с того, что я рассказал про забавный казус, приключившийся с моим соседом по дому Рудольфом Бершадским.

Когда кооперативный дом наш на Аэропортовской еще только строился, мы, будущие его обитатели, то и дело приходили полюбоваться, как идет стройка, и уходили счастливые, увидав, что дом вырос еще на пол-этажа. Почти все мы до этого ютились по коммуналкам, и грядущее вселение в отдельную квартиру представлялось нам немыслимым счастьем. И вот, когда дом уже подбирался к последнему – девятому – этажу, нам объявили, что каждый может заказать себе индивидуальную планировку. Скажем, увеличить кухню за счет прилегающей к ней комнаты. Или наоборот.

Соответствующие расходы надо было, понятно, предварительно оплатить. Но цены тогда на все эти дела были божеские, а по нашим нынешним временам так и вовсе символические.