Скучаю по тебе - стр. 6
Я протянула ему фотоаппарат.
– Вы не могли бы нас сфотографировать?
На его лице отразилось смущение, и я было подумала, что ошиблась и он не англичанин, но потом его бледное веснушчатое лицо залилось румянцем и он ответил:
– Конечно!
Голос у него был приятный.
– Скажите «сыр»!
– Формаджио! – хором крикнули мы с Долл.
На фотографии глаза у нас закрыты, потому что мы рассмеялись над нашей шуткой.
В шестиместном купе мы оказались единственными пассажирами. И растянулись на нижних полках, обмениваясь воспоминаниями о поездке, передавая друг другу бутылку красного вина, а поезд уносил нас в ночь. Самые яркие воспоминания у меня были от удивительных ландшафтов и достопримечательностей.
– Помнишь, какие были цветы на испанской лестнице в Риме?
– Цветы?
– Слушай, ты вообще была со мной там?
Воспоминания Долл были в основном о мужчинах.
– Помнишь, какое было лицо у официанта на Пьяцца-Навона в Риме, когда я сказала, что люблю рыбу?
Теперь-то мы обе знали, что на итальянском языке эта фраза имела другое значение.
– Самая вкусная еда? – спросила Долл.
– Прошутто[6] и персики на рынке в Болонье. А у тебя?
– Мне понравилась та пицца с луком и анчоусами в Неаполе…
– Писсаладьере, – сказала я.
– Не выражайся!
– Самый лучший день?
– На Капри, – ответила Долл. – А у тебя?
– Наверное, сегодня.
– Лучший…
Долл уснула, но мне не спалось. Стоило закрыть глаза, как я представляла маленькую комнату в студенческом общежитии, которую я забронировала и которую я до того дня не позволяла себе представить своей. Я думала о том, как и где расставлю вещи, мысленно застилала кровать привезенным из дома покрывалом и прикалывала на стену новый постер с картиной Боттичелли «Весна», которая каталась сейчас в тубусе на верхней багажной полке. Какой у меня будет этаж? Из моих окон будет вид на крыши и телебашню, как в тех комнатах, что показывали нам в день открытых дверей? Или мои окна будут выходить на улицу, где по ночам, как в кино, слышны полицейские сирены?
В купе похолодало, когда поезд стал подниматься в Альпы. Я укрыла Долл одеялом. Она пробормотала «спасибо», но не проснулась, и это было хорошо, потому что мне нравилось быть наедине с этими своими мыслями о том, как скоро у меня начнется новая жизнь.
Кажется, под утро я все-таки заснула. Проснулась от звука тележки, на которой везли завтрак. Долл угрюмо смотрела на капли дождя, бегущие друг за другом по стеклу, в то время как за окном поезда с нарастающей скоростью проносились плоские поля Северной Франции.
– Совсем забыла про погоду, – сказала она, протягивая мне пластиковый стаканчик с кофе и круассан в целлофане.