Скрюченный домишко - стр. 14
Я на время ушел от проблемы Бренды и вернулся к фразе Софии, которая меня встревожила.
– Почему ты сказала, что боишься?
София слегка вздрогнула и сжала руки.
– Потому что это правда, – тихо ответила она. – Мне очень важно, Чарльз, заставить тебя понять это. Понимаешь, мы очень странная семья… В нас много жестокости, различных типов жестокости. Вот что так тревожит. Различных типов.
Должно быть, она увидела непонимание на моем лице и очень энергично продолжила:
– Я постараюсь объяснить, что имею в виду. Дедушка, например… Один раз, когда он рассказывал нам о своем детстве в Смирне, то упомянул – довольно небрежно, – что заколол двух человек. Там была какая-то стычка, кто-то нанес непростительное оскорбление, я не знаю, но он считал свой поступок совершенно естественным. Дедушка практически забыл об этом. Но почему-то слышать, как он мимоходом упомянул об этом, было так странно здесь, в Англии…
Я кивнул.
– Это один тип жестокости, – продолжала София. – А потом была еще моя бабушка. Я ее едва помню, но много слышала о ней. Думаю, она могла быть жестокой, и причина ее жестокости – отсутствие какого-либо воображения. Все эти предки, которые охотились на лис, и старые генералы, призывающие: «Стреляйте в них»… Они так праведны и высокомерны, и ничуть не боятся брать на себя ответственность в вопросах жизни и смерти.
– Не слишком ли это далеко идущие выводы?
– Да, наверное, но я всегда очень боюсь людей такого типа. Они добродетельные, но безжалостные. И еще моя собственная мать – она актриса, она милая, но у нее начисто отсутствует чувство меры. Она относится к тем подсознательным эгоистам, которые рассматривают события только с точки зрения того, как те влияют на них. Иногда это очень пугает, знаешь ли. И есть еще Клеменси, жена дяди Роджера. Она – ученая, занимается какими-то очень важными исследованиями. Тоже жестокая, такой хладнокровной и равнодушной жестокостью… Дядя Роджер – полная ее противоположность, он самый добрый и милый человек на свете, но у него ужасный темперамент. Кровь его быстро закипает, и тогда он едва понимает, что делает. И потом еще отец…
София надолго замолчала.
– Отец, – медленно продолжала она, – контролирует себя даже слишком хорошо. Никогда не знаешь, о чем он думает. Он никогда не проявляет никаких эмоций. Вероятно, это нечто вроде подсознательной самозащиты от взрывов эмоций моей матери, но иногда меня это немного тревожит.
– Моя дорогая, – сказал я, – ты сама себя заводишь без нужды. В конце концов дойдет до того, что все способны на убийство.