Скорбящая вдова - стр. 16
– Я справлю Божеское дело.
Вслед инок зыркнул – лица не увидал, а ветер дверь захлопнул. На улице ждал молодой мужик с подбитым глазом, шапчонку снял и поклонился.
– Айда скорее, батька! Ишь, ветер разгулялся!
Сомненье ворохнулось: не лиходей ли с большака? С чего синяк-то носит? И свежий больно…
– Кто лампу-то подвесил? – спросил ворчливо. – Ишь, светит как…
– Да по лесу скакал, чуть ока не лишился…
3
А ветер с ног валил, ломал деревья и в воздух поднимал соломенные крыши. Полнеба черного, и в туче бьют молнии, а грома не слыхать. В другой же половине сквозь дым и пыль проглядывает солнце и чудится, в сей миг из облака архангелы явятся и затрубят – скончанье света!
В телегу сели, конь заупрямился, вылазит из оглобель, копытом бьет – не может против бури. Распоп молиться стал, мужик из-под соломы кнут выдернул ямщицкий, и вкупе у них сладилось, поехали. За селом свернули с большака, помчались по ветру и бездорожью, по выпасам и нивам, к лесу, а там проселком. А буря все сильней – земля трясется.
– Не погодить ли нам? – спросил возницу. – Ведь худо в лес соваться. Уж лучше в поле переждем…
– Ой, батюшка, боюсь и не поспеем!
– А что же так-то?
– Да худ уж больно! Ишь, буря разгулялась! Ой, отлетит душа! Ой, канет в бездну! Так нехристью уйдет!
– Ужель младенец хворый?
– Ох, не сказать, как хворый! Того гляди примрет!
И засвистел, и окрестил кнутом коня, а дерева столетние трещат и валятся – инно хвоей обдаст, инно листвой, и все крестом ложатся. Страх Божий!
Средь леса деревенька, курные избы, бани и амбары, народ толпится, ждет. Возница вожжи бросил, в дом заскочил, там пошептался и скоро вышел.
– Входи, чернец, жив, слава Богу! Распоп вошел, а следом бабы, ребятишки.
В избе на лавках мужик лежит, на голове завязка кровяная, весь белый, и взор уже поблек. Хоть и темно было, и дымно на дороге, но Аввакум в единый миг признал разбойника – он шорника пытал, распявши у телеги…
Не сердце стало – суть замшелый камень! Оледенило грудь… И вдруг ожило, кровью облилось – суть смертный грех свершил, душа пропала! И был готов уж на колена пасть и, пеплом голову посыпав, смешаться с грязью, но тут старик седой, богообразный, ткнул в спину:
– Ну, батюшка, давай! Чини обряд!
– Где ж чадо, православные?..
– А вот лежит. Крести скорей, покуда жив.
– Его крестить? – едва собой владея, переспросил распоп.
Баба лохань поставила и налила воды.
– Само собой! И имя дай.
– Он что же, басурман?..
– Ни, батька, русин, эвон, деды его.
– Почто же не крещен?
– Так жребий пал, – старик развел руками. – По воле Божьей всё…