Скорбь Сатаны. Вендетта, или История всеми забытого - стр. 27
– Пятьсот банковыми билетами.
– Пятьсот! Дорогой друг, мне не нужно столько. Это слишком много!
– В наше время лучше иметь слишком много, чем слишком мало! – быстро возразил он. – Дорогой Темпест, не придавайте этому такого значения! Пятьсот фунтов, в сущности, ничто. Вы можете истратить их на один туалетный несессер, например. Лучше отошлите назад Джону Кэррингтону его чек; я не очень верю в его великодушие, принимая во внимание, что он открыл руду, стоящую около ста тысяч фунтов, за несколько дней до моего отъезда из Австралии.
Я выслушал это с большим удивлением и, должен сознаться, с некоторой обидой. Откровенный и великодушный характер моего старого товарища Баффлза, казалось, вдруг померк в моих глазах. Отчего в письме он ни слова не сказал о своей удаче?
Испугался ли он, что я буду беспокоить его дальнейшими займами? Кажется, мой вид выражал мои мысли, потому что Риманец, наблюдавший за мной, тотчас прибавил:
– Разве он ничего не упомянул о своем счастии? Это не по-дружески, но, как я уже говорил, деньги часто портят человека.
– О, я полагаю, он не имел намерения пренебречь мной, – поспешил я сказать с принужденной улыбкой. – Без сомнения, это послужит темой для следующего письма. Что же касается этих пятисот фунтов…
– Оставьте их, мой милый, оставьте их! – произнес он нетерпеливо. – Зачем вы говорите о гарантии? Не получил ли я вас как гарантию?
Я засмеялся.
– Ну да, теперь я вполне благонадежен и не собираюсь бежать.
– От меня? – спросил он с полухолодным, полуласковым взглядом. – Нет, не думаю!
Он сделал легкое движение рукой и оставил меня, а я, положив кожаный бумажник с билетами в боковой карман, кликнул кеб и покатил на Басинг-холл-стрит, где мои поверенные ждали меня.
Приехав к месту назначения, я велел доложить о себе и был тотчас же принят с величайшим почтением двумя маленькими человечками, представлявшими собой «фирму». По моей просьбе они послали клерка вниз, чтобы расплатиться и отослать кеб, и я, открыв бумажник Лючио, попросил их разменять билет в десять фунтов золотом и серебром, что они и сделали с большой охотой.
Затем мы вместе занялись делом. Мой скончавшийся родственник, которого я, насколько помню, никогда не видал, но который видел меня сироткой на руках кормилицы, оставил мне безусловно все, что имел, включая несколько редких коллекций картин и драгоценностей. Его завещание было так кратко и ясно, что не оставляло возможности «мудрствовать лукаво» над ним, и мне было объявлено, что через неделю или дней десять самое большее все будет приведено в порядок и окажется в моем исключительном распоряжении.