Скиталец - стр. 26

Стариков кивает и прикуривает вторую сигарету от первой.

– Опасности просчитал? Если выйдет из-под контроля? – спрашивает Стеван.

– Это ж не заяц или кабан, тут с кондачка не прокатит. А меры безопасности по содержанию я уже оформил.

– Что твои бойцы? Не справятся? – спрашивает Стеван.

– Мои бойцы хоть куда, – отвечает Стариков, – но понимать скитальцев, и уж тем более дервишей, им не дано. И это мне тоже известно, да.

– Осведомлённость твоя меня пугает.

– Лучше знаешь, крепче спишь, – усмехается Стариков, но ему совсем не до веселья. И добавляет: – Наверху конвульсируют и борются со всем миром: террористы, партизаны, давление дипломатов извне, повышение пошлин, бесконечные санкции, напряжённость в правительстве, внутриусобица. Арабы ещё эти лезут на Марс. Скоро пузырь лопнет, и понадобится новый инструментарий.

– Возглавишь переворот?

Стариков хохочет, и теперь ему правда смешно:

– Упаси господь, какой в жопу переворот?! Чего переворачивать?! И так на дне унитаза копошимся, так что верти – не верти, все в говне сидим. Но в говне – не в крови, и чтобы не стало хуже нужно чуть-чуть подсуетиться. Смекаешь, Серб?

– Честно? Нет. Встречная просьба: если я уломаю дервиша, ты переправишь Ярушевского к границе заказника. Дальше ничто не долетит, ты знаешь.

– Три вертушки просрали, ещё б мне не знать!

– По рукам?

Стариков отплёвывается, будто курил папиросы без фильтра, и скрепляет договор рукопожатием.

>>>

Всё-таки она добивается своего и прилетает из Риги в Москву, чтобы взять у Стевана интервью. Элеонора Максимова, среди своих Эля Бульдог; не самая тактичная, но крайне самоуверенная и не уличённая во лжи журналистка. Во всяком случае, она сохраняет право называться таковой, не скатываясь в лоно адверториальных куртизанок.

Интервью записывают в его скромной квартире на Ходынке с ремонтом в стиле «аскетичный хюгге», чтобы уютно и минимум острых углов. Перед записью Стеван угощает Элю и её коллегу красным вином, фоном включает пятую симфонию Малера. Интервью начинается поздно, и три камеры, установленные в углах квартиры, ведут запись.

Стеван в клетчатом костюме-тройке, на лице у него выражение усталости, и на разминочные вопросы он даёт чёткие ответы, не погружаясь в двусмысленную топкость метафор. Затем Эля переходит к сути.

– Твоя реакция на арест Виталия Ярушевского? – спрашивает Эля.

– Шок.

– Вас когда-то свёл боснийский дирижер Брегович? – спрашивает Эля. Она играет бокалом вина у скуластого бледного лица, перекатывая его содержимое, как сомелье. Пастельный тон кожи контрастирует с воспалёнными глазами, которые Эля прячет под затемнёнными линзами очков типа хамелеон.