Размер шрифта
-
+

Скелеты - стр. 34

– Найдется, – заверил Андрей. – Разошлась с парнем, психанула. Праздновать уехала в область. По сотовому же вычислить можно.

– Да сотовый она в классе оставила. Но в Интернет иногда выходит, так что, надеемся, образумится, смилостивится над родителями.

– Так и будет! – он посмотрел на часы и спросил: – А номер телефона Мельченко вы не подскажете?

– Подскажу, конечно, – учительница вынула орехокол «нокиа». – Ты в ДК сходи, он там. К фестивалю готовится.

– Спасибо вам, – они снова обнялись.

– Вчера еще колы тебе ставила, Ермаков. А ты вон, знаменитость. На черта, спрашивается, нужна была тебе химия моя?

Он поклялся, что без химии ничего бы в жизни не достиг, и она притворилась, что поверила ему.

На площади разлилось озерцо, редкие автомобили барахтались в лужах, и Ленин торчал, как дед Мазай на плоту-постаменте. В воде отражался серый, раскрепованный пилястрами фасад Дома культуры.

Сторож Чупакабра, судя по амбре, уже похмелился. Ветеран ликеро-водочных баталий телевизором пренебрегал и не идентифицировал визитера.

– Поэтический фестиваль? На второй этаж идите, там он будет, в актовом зале.

Андрей поднялся по широкой лестнице, прошел мимо колонн с пышными навершиями капителей. Под потолком висели громадными виноградными гроздьями люстры. Хрусталики потускнели от пыли. Интерьер ДК был громоздким и провинциально-напыщенным.

В небольшом коридорчике слева сидели двое мрачных мужиков. Как страдальцы, ждущие очереди к дантисту. Андрей вспомнил, что кабинет за зеленой дверью принадлежит народному целителю. Варшавцевские женщины лаской, увещеваниями и шантажом посылали к нему на прием своих пропащих мужей. Лекарь кодировал от спиртного и табака. Судя по вечернему ажиотажу в «Тереме», не очень надолго.

– Ах, боже мой! – вскричал Мельченко, он же член Союза писателей А. Камертон. И пружинисто пошел к Андрею через зал, загодя выпростав для рукопожатия длинную аристократичную кисть. – Мой юный друг! Ах, мой юный друг!

Он затряс руку Андрея, ахая и охая на все лады.

Мельченко был высоким, мосластым и тощим, как швабра. Художник Эль Греко почел бы за честь написать такое вытянутое лицо. Приплюснутый с боков череп венчали густые вихры. И после пятидесяти он не изменил привычке носить клетчатые штаны, клетчатые рубашки и клетчатые пиджаки. Из нагрудного кармана свисал клюв клетчатого платка.

– Андрюша, как я счастлив, Андрюша! Вы не представляете, какая это удача!

– Вы здорово выглядите! – улыбался Андрей.

Наставник комично замахал руками.

– Льстишь старику! Годы берут свое! От них никуда не деться! Но как говорил Семен Кирсанов… – А. Камертон задрал подбородок и продекламировал: – В мире! Молодом, как Маяковский! Седина вполне хороший цвет… Ну же, продолжайте, Андрюша! Вы помните, это нельзя забыть! Я не буду жить по-стариковски! Даже в девяносто девять…

Страница 34