Сказочные самоцветы Дагестана - стр. 11
– Ну, что ж, – говорит сын мельника, – кобылицы пропали, а жить надо. Надел я череп на шею, поймал носом двух оленей, мясо съел, шкуры на дерево повесил, дерево топорищем срубил, – сделал себе арбу.
Достал из черепа двух пчёл, а они жужжат и спорят между собой – кто больше мёда запасёт. Подрались пчёлы, и я их еле разнял. Этот спор, говорю, можно и без драки решить, – носите мёд, а там видно будет, кто из вас прав. Начали пчёлы носить мёд и нанесли так много, что у меня обе оленьи шкуры наполнились.
Погрузил я шкуры на арбу, в арбу впряг пчёл и поехал.
Вдруг одна из пчёл остановилась, и арба чуть не свернула в пропасть. Поднял я кнут, чтобы стегнуть пчелу, да погонялка задела землю, а кнутовище подбросило меня до самого неба.
Ухватился я за тучу, повис над землей. Туча летит, я за неё руками держусь, вижу – вода. Прыгнул, да очутился у тебя на спине, – там, где мне с тебя ремень рвать.
– Ну, это уж ты врёшь, – сказал аждаха.
– А вру, – так давай скорей ремень со спины. Аждаха видит, что ничего не поделаешь, – подставил спину.
Вырезал у него сын мельника полосу шкуры, сдирает ее до хвоста, видит – в брюхе у аждахи два его брата. Выручил сын мельника братьев и вернулся на мельницу.
С тех пор сыновья мельника стали работать вместе. А аждаха со стыда покинул родник и больше не появлялся в этих местах.
Сказка о Кара-Катыре
(Кумыкская сказка)
Маленький Кара-Катыр был сыном рабыни. Его отец был хан, но у этого хана душа была так черна, что её никто бы не взялся ни мылом отмыть, ни ножом отскоблить, Родная мать Кара-Катыра давно умерла, а у мачехи душа была ещё чернее ханской, и маленький Кара-Катыр всегда был голоднее и грязнее самого последнего человека в ханском дворце. Потому-то его и прозвали так обидно: Кара-Катыр. Все знали, что это значит Чёрный ослёнок или грязный ослёнок – это ведь одно и то же.
В один из дней хан с чёрной душой отправился в поход. Навоевался он вдосталь и, когда стал для соседей страшней, чем самый страшный кот для мышей, решил вернуться домой. Ханские нукеры гнали впереди табуны лошадей, груженных добычей, а хан ехал сзади, глядел на дымящиеся города, которые он превратил в груды развалин, на огромные сады и поля, которые стали теперь принадлежать ему, и думал: «Эх, почему у меня нет другиx детей, кроме этого никому не нужного Кара-Катыра!
Было б у меня сорок сыновей, – в сорок раз больше взяли бы мы добычи.
В сорок раз больше людей!
В сорок раз больше коней!
Только размечтался так хан, как вдруг споткнулся под ним испуганный конь и точно из земли вырос рассерженный аждаха.