Сказки нашей крови - стр. 23

, то есть горбун, – оттого, что он прихрамывал слегка, вследствие падения в манеже с лошади, да и сутулился, будучи несколько застенчив… к чему это? – я не знаю… просто… ни к чему, – снова досадовала бабушка, отвлекаясь на вопросы внука, – вот пришлось как-то к слову, да и все… а наш Максуд Мурза, хоть и был из лучших в Школе юнкеров, а все ж дерзил порой и с некоторой неохотой подчинялся требованьям цука; по первости казались ему избыточными все эти приседания да повороты ради отработки шенкелей и обретения отчетливости в службе, но потом уж он привык, глядя на товарищей, и даже знал ответы на коварные вопросы старших, – адресуется к нему, ради примера, юнкер второго года обучения: ну-ка, молодой, пулей расскажите мне о бессмертии души загубленного кухней рябчика, и Максуд Мурза, не моргнув глазом, бодро отвечает: душа рябчика становится бессмертной, когда попадает в желудок благородного корнета… ну, и так далее в том же самом духе… на втором году уже ему самому так отвечали молодые, и вскоре он вышел из Школы в звании корнета и до начала войны успел получить еще звание поручика… а потом уж началась война, и вот, я смотрю, – снова говорила бабушка, – тебе все хиханьки, а и не знаешь ты, что кровь твоя течет рядом с кровью, к примеру, лорда Теннисона, пусть и не прикасаясь к ней, но рядом, рядом… вот этот барон и, прости Господи, пэр Англии написал такие возвышенные строки: но вышли из левиафановой пасти шестьсот кавалеров возвышенной страсти – затем, чтоб остаться в веках, утихло сраженье, долина дымится, но слава героев вовек не затмится, вовек не рассеется в прах, – про тех, кто противостоял твоим прадеду и прапрадеду при Балаклаве двадцать пятого октября 1854 года… какие красивые стихи!.. и Артем вспомнил, как бабушка была поражена, случайно прочитав его собственные вирши, обнаруженные ею в московской квартире… он тогда служил, а она делала генеральную уборку, чистила шкафы, разбирала антресоли, и вот выпали откуда-то эти уже затрепавшиеся тетрадки, в которых отрок пытался избыть свои ювенильные влюбленности, и когда вернулся он из армии, не именно, конечно, в день приезда, а чуть позже, бабушка стояла перед ним с этими тетрадками в руках и растерянно молчала, спрашивая после: что это за стихи? откуда, мол, ты взял эти неизвестные науке переводы Гейне? и вообще, чьи они, в конце концов? на что Артем с недоуменьем отвечал: какие переводы? это же мои стихи! – зачем ты обманываешь бабушку? – не унималась бабушка, – ты хочешь разыграть специалиста по немецкой поэзии девятнадцатого века? – это я, я специалист по немецкой поэзии девятнадцатого века, если ты не знал, – повышала голос бабушка, – и я вижу, что это какие-то вообще неизвестные интерпретации… откуда ты выписал? – из Левика? Штейнбега? Аверинцева? как это твои стихи?