Сказка без чудес. Роман - стр. 93
И действительно. Проучившись там заочно три года, Сбруев досконально узнал, «как делать стихи». Прочёл сотни поэтических и литературно-критических книг, запомнил наизусть тысячи чужих стихотворных строк, но… разучился писать свои. Сработал широко известный «эффект сороконожки». Той самой, которую попросили объяснить, с какой ноги она начинает своё шустренькое движение. Задумавшись над этим вопросом, несчастное насекомое не смогло сдвинуться с места…
Более того. Сбруева, знающего теперь о поэзии почти всё, поразила такая литературная немота, что он оказался бессилен и в прозе. В публицистике, впрочем, тоже. Стоило ему взяться за перо, чтобы черкнуть, например, отзыв о чьей-то поэтической книге, как где-то глубоко в нейронах головного мозга, в таинственных синопсисах, возникал встающий непреодолимый железобетонной, будто, стеной, блок. Мысли расплывались, рука дрожала. А на бумаге возникал какой-то маловразумительный, нечитаемый абсолютно, бред.
Из литературного института Сбруева, как студента, потерявшего способности к творчеству, отчислили. Правда, многочисленным знакомым в Южно-Уральске неудавшийся поэт объяснял, что исключили его за пьянку. Потому что пристрастие к «зелёному змию» для пиита – обычное дело, простительное вполне. Не в пример отсутствию таланта, этакой творческой импотенции, сразившей Сбруева в расцвете сил.
Первое время окружающие интересовались, что новенького он написал? Всякий раз Ферапонт, поджимая губы, многозначительно пояснял: «Работаю, знаете ли, над поэмой…»
Однако шли годы, ни поэму, ни новых стихов читающей публике Сбруев не предъявлял, и все как-то привыкли, смирились с этим, и не приставали больше с вопросами.
Зато Ферапонт Сбруев нашёл себя на стезе преподавателя. Земля российская, как известно, богата талантами, и молодёжи, испытывающей творческий поэтический, гораздо реже – прозаический зуд, всегда хватало. В областном центре открылось литературное объединение, и неудавшийся поэт на долгие годы стал его бессменным руководителем.
Конечно, логика подсказывает, что обучать лётному мастерству только что оперившихся и встающих на крыло птенцов должны опытные асы, а не сбитые в первом же бою лётчики.
Однако Ферапонт Сбруев с житейской хитрецой продолжал удачно мимикрировать под поэта. Полтора десятка написанных им когда-то в далёкой юности стихов он публиковал из года в год, бесчисленное количество раз, в самых разных изданиях, что обеспечивало как бы его постоянное присутствие в отечественной литературе.
К тому же такое наставничество молодых – «начинающих», вскоре стало приносить ощутимый доход. Как родители готовы последний грош потратить на нужды своего ребёнка, так и авторы единственную рубашку с себя норовили снять, только бы отблагодарить оценившего и похвалившего их первые литературные опыты мэтра. Чем Сбруев и пользовался беззастенчиво все годы своего «учительства», обложив каждого из учеников своеобразной данью. Кто-то таскал ему сумками дефицитные в ту пору товары, которые можно было «достать» только в подсобках магазинов, кто-то – редкие импортные лекарства, кто-то снабжал стройматериалами для ремонта квартиры, постройки дачи, гаража. Ибо, с потерей способности к творчеству, Ферапонта обуяла жажда наживы и накопительства. Не в пример настоящим поэтам, ведущим, как правило, в материальном плане жизнь жалкую, бедную, и в бытовом смысле удручающе безалаберную, Сбруев, что называется, преуспевал.