Сказка без чудес. Роман - стр. 49
Глеб Сергеевич опять покивал сочувственно, размышляя про себя, что придётся, судя по всему, бабку в богадельню сдавать, на полный государственный пенсион.
А старушка махнула рукой беззаботно.
– Да я о том не волнуюсь. Проживу. Мы ж здесь все сродственники!
– Родственники? – опять обернулся за пояснениями к домоправителю Дымокуров.
Тот замялся слегка.
– Собственно говоря, так и есть… Баба Ягода, – кивнул он на старушку, и Глеб Сергеевич подивился непривычному имени. – Баба Ягода старшая сестра Василисы Митрофановны…
– Родная! – не без гордости уточнила та. И сообщила, лучась морщинистой улыбкой. – А ты, Глебушка, стал быть, племяш мой.
– Выходит, что так, – подтвердил Еремей Горыныч. – А это сыновья бабы Ягоды. Тоже, племянники э-э… бывшей владелицы… Семён и Соломон.
Парни вытянули руки по швам, развернули широченные плечи, выпятили на дружном вдохе гренадёрские груди.
– Орлы! Мастера на все руки, и бойцы отменные! – не без гордости представил их домоправитель.
– Я их «двое из сумы» зову, – встряла бабка. – Я их в лесу, значится, зимой родила. За дровами ходила. Ну, а как родила, снегом отёрла, да и в суму положила, чтобы они оба-двое у меня не замёрзли. Потом, в избе-то, ржаным тестом обмазала, да в печи запекла. Вон, какие они у меня вымахали! Здоровенные бугаи… Ума, правда, не великого, но уж какие есть, обратно не лезть…
Сыновья при этих словах матери потупились, залились на щеках румянцем.
Глеб Сергеевич похвалил снисходительно.
– Парни – загляденье. Семён и Соломон, значит?
Бабка, шмыгнув носом, поправила платочек на голове.
– Да, видел бы их отец, супруг мой покойный, Кощеюшка, вот бы порадовался!
Дымокуров хмыкнул про себя, отметив странное имя бабкиного супруга. Но как только не зовут близкие друг друга в семейном кругу! Зая, Солнышко, Пузатик… А этот, видать, худой был, раз Кощеюшкой прозвали. Чего ж удивляться, что давно помер?
– Я-то им сперва другие, родовые имена дала, – вещала между тем разговорчивая старушка. – Но, то имена секретные, чужим знать их не положено, чтоб, значит, не сглазили. А так-то, на людях, «Двое из сумы» их звала. Они ж обличием-то одинаковые, будто в зеркало друг на дружку смотрятся. А как в армию их забрили, начали там шагистике обучать. По команде, налево – направо вертаться. А они не понимали того. Ну, старшой-то, и сунул им за голенища одного сапога пук сена, другого – соломы. Так и командовал: «Се-ено! Ать-два! Соло-о-ма! Ать-два!»
Еремей Горыныч цыкнул на старушку:
– А ну, Ягода Митрофановна, кончай разговорчики!
Та заполошно замахала руками: