Сказания Меекханского пограничья. Память всех слов - стр. 27
Город на листе бумаги отражался в воде. Наверное.
– Ох. Если бы я могла взять еще несколько уроков. Мои собственные рисунки такие… несовершенные.
– Ваш отец наверняка нанимал лучших живописцев на Юге.
– Да. – Надутые губки придали лицу Малышки Канны выражение капризного подростка. – Он и нанимал. Но дворянку не может обучать простец, который умеет что-то там малевать кисточкой. Это неестественно.
Мужчина улыбнулся снисходительно и послал Йатеху заговорщицкий взгляд. «Женщины».
– Ну, если вы еще побудете в городе, госпожа Генвира, я буду рад, если смогу принимать вас в качестве гостьи. А этот набросок мы выкинем. – Его ладонь принялась мять бумагу.
Канайонесс тонко пискнула и вырвала рисунок из его рук.
– Нет-нет! – прижала его к груди, словно сокровище. – Он прекрасен! Я возьму его и прикажу поместить в рамку. Клянусь!
Она чуть отступила, будто опасаясь, что мужчина выскочит из постели и бросится за ней, чтобы отобрать свой рисунок.
Но тот лишь засмеялся и махнул рукой:
– Ладно, ладно. Можете забрать рисунок, но прошу помнить, что это лишь набросок, всего несколько прикосновений свинцовым карандашом, ничего особенного.
Девушка старательно сложила бумагу и сунула ее в широкий рукав платья.
– Мы уже удаляемся. Не станем вас мучить, барон. – Она низко присела в реверансе. – Благодарю, благородный господин, вы очень мне помогли. Больше, чем вам кажется. Керу’вельн, проводи меня в дом.
Они вышли обе. Когда Йатех закрывал за ними дверь, барон вдруг заморгал, словно человек, который пытается вспомнить что-то важное. Да. Несомненно Иавва умела исчезать как с человеческих глаз, так и из памяти.
– Зачем? – спросил он, когда они двинулись коридором.
Малышка Канна не сдержала шаг и не оглянулась за плечо:
– Когда убегаешь, тщательно заметай следы. А кроме того… Ты не поймешь. А я не стану объяснять всякое свое решение тому, кто носит мои мечи. Пойдем.
Глава 3
Она вынырнула из неглубокого, неспокойного сна, оросившего все ее тело потом. Несмотря на ночной холод, было душно и парко. Клетушка ее, не больше пары шагов шириной и четырех длиной, стала изощренным пыточным инструментом.
Стены, сложенные из высушенного на солнце кирпича, не имели окон или хотя бы бойниц, а узкие, запертые на два запора двери изнутри были обиты тканью. Внутри царил неистребимый запах затхлости, пыли, старого пота и мышиных катышков, плотно заполняя пространство и создавая густую, словно суп, смесь, которой приходилось дышать. Запах страха, и хотя Эанасса, новая ее приятельница, предпочитала называть такое запахом уважения, на самом деле был это смрад ужаса.