Сказание о Големе. Возвращение Голема - стр. 21
– Моя жена Переле – представляет ее раввин.
Та отвешивает глубокий поклон, целясь куда-то посередине между императором и мной, и уходит обратно в темноту. На подносе остаются кувшин с вином, стаканы (почему-то их три) и какие-то сладости, подобные тем, что мы захватили в османском лагере после победы при Сент-Анжело. Рудольф смотрит на меня, некоторое время ждет чего-то и вопросительно поднимает бровь. Хотя царедворец я неопытный, но наконец и до меня доходит. Я подхожу к столу, наливаю себе вина, отпиваю из стакана и откусываю от чего-то приторно-сладкого. С удивлением вижу, как раввин подмигивает мне и его морщины разбегаются в неудержимой улыбке. Надеюсь что император за моей спиной ничего не заметил и возвращаюсь в темноту за его креслом. Теперь должен начаться разговор и я наконец узнаю цель высочайшего визита. Не то чтобы мне так уж интересно, но об этом просил Ланг и нет у меня причин ему отказывать. Раввин наливает вина себе, гостю и почему-то в мой стакан тоже. Насколько мне известно, император очень даже не дурак выпить, но сегодня его интересует другое. Начинает он издалека:
– Правда ли, что тебя называют “Мараль”? И что означает это таинственное прозвище?
– Все верно, Государь, только не “Мараль”, а “Махараль”. Так называют меня ученики и ничего таинственного в этом имени нет. Оно всего лишь означает “Наш учитель Лёве”.
– Возможно и так, иудей. Но ведь и без того вокруг тебя много тайн. Не так ли?
Хотя они говорят на двух разных германских диалектах, недопонимания между ними не происходит. Понимаю их и я. Но пока не понимаю, что привело Рудольфа в этот дом. Лёве пожимает плечами:
– Я обладаю некоторыми знаниями, мой Государь, но ничего таинственного в них не нахожу.
– А как же тот случай на мосту? Не будешь же ты утверждать, что иудей разбирается в императорских скакунах лучше императорского конюшего?
– Мне просто повезло, Государь.
Думаю, что иудей лукавит, ведь мне известен тот случай, хотя случился он задолго до моего появления в Праге. Рудольф собрался в тот день в Старый Город, но выбрал неподходящий способ. Вместо того чтобы пойти “в народ” пешком, подобно Харуну-аль-Рашиду, или поехать в карете, как сегодня, он отправился на тот берег верхом. До середины моста он сумел гордо прогарцевать, но там произошел казус: его конь внезапно заупрямился. Злые языки поговаривали, что произошло это над четвертой аркой, под которой, как всем известно, живет водяной, собирающий души утопленников. Усилия императорской свиты ни к чему не привели: конь не шел, упирался передними копытами и даже попробовал встать на дыбы. К счастью, император оказался неплохим наездником (сказалась толедская молодость) и сумел удержаться в седле, но челядь перепугалась не на шутку. И только случившемуся там Лёве удалось успокоить животное. Но как именно?