Сказание о Големе. Возвращение Голема - стр. 20
– Добро пожаловать в мое скромное жилище, Ваше Императорское Величество!
Раввин говорил с подчеркнутой почтительностью, но с достоинством и без подобострастия, что выгодно отличало его слова от набивших мне оскомину речей придворных. Император милостиво улыбнулся и соизволил взойти на ступеньки, предварительно осторожно проверив каждую из них на прочность. Хозяин поднялся за Рудольфом, вслед за ними двинулся Ланг. Я пресек попытки придворных последовать за ними, приказал гвардейцам оцепить дом и только после этого поднялся сам. Но в дверном проеме я слегка запнулся. Причину этой заминки я понял не сразу.
На косяке двери была прибита наискосок маленькая коробочка с непонятными буквами на ней. Входя в дом вслед за императором, хозяин дома дотронулся до нее пальцами руки каким-то странным жестом. Одновременно и торжественное и обыденное, это касание неожиданно заставило меня вздрогнуть и на мгновение я почувствовал себя странно. Мне показалось вдруг, что нечто необычное и прочно забытое зашевелилось вдруг в глубинах моей памяти. Промелькнуло и исчезло. Ощущение это было настолько неожиданным, что я быстро и мелко перекрестился, стараясь сделать это незаметно, но все же успел поймать брошенный на меня удивленный взгляд Ланга. Сам камерарий повел себя не менее странно. Проходя в дом вслед за иудеем он двинул рукой так, как будто собирался повторить жест хозяина и тоже дотронуться до коробочки на косяке. Ланг тут же отдернул руку и испуганно оглянулся. Беспокоился он напрасно, думаю что никто кроме меня не заметил его оплошность.
И вот мы: я, Ланг, император и раввин стоим в зале. Здесь властвует полумрак, который разрушает лишь огонь в камине да два масляных светильника на стенах.
– Со мной останется капитан Бруно – заявляет Рудольф и подчеркивает – Лишь он один.
Ланг морщится, но не осмеливается возражать и выходит, тихонько притворив за собой дверь.
– Прошу вас Государь, садитесь! – приглашает раввин.
Император садится в глубокое кожаное кресло у камина и лениво машет хозяину, садись мол, разрешаю. Этот жест у него настолько хорошо отработан, что ладонь кажется безвольно болтающейся на лучевой кости. Раввин уже утонул в кресле напротив, а я остаюсь стоять за спинкой императорского кресла.
– Сейчас будет подано угощение.
Как будто услышав эти слова, из темноты в углу появляется женщина с подносом и ставит его на низкий столик у камина. Она одета во что-то темное и бесформенное, в полумраке не разобрать. Голова у нее замотана платком, концы которого заправлены назад, а хвост одного из них закрывает пол лица. На нас женщина старается не смотреть, но получается у нее плохо: блестящие в свете камина глаза осторожно постреливают то на императора, то на меня. Интересно, что при виде меня ее глаза округляются в изумлении, но ужаса в них не видно. Женщина начинает мне нравиться.