Сказ про Заказ - стр. 49
Андрей развернулся, поехал и шагов через сто увидел такое, отчего стрела зимника, компасно крутанувшись, сотрясла всё существо, да так, что аж замутило. Синий щит серебристыми буквами засиял по правую руку: «Докедо 165 Кандакан 670». Андрей заспал-потерял свороток и чуть не ушёл «в небытие».
Куропашка словно дурное поле сняла. И даже небо начало разъяснивать, звёздочки проклюнулись, захрустели печатно колёса, и важно было, чтоб звёзды на мере удержались, чтоб не пережгло, не переяснило, не заострило их до алмазного грозного сверка, иначе к утру полтинник нагонит. Вечная история с этою мерой…
Пошёл спуск, и в чёрной синеве выкатился Андрей к Докедо и какое-то время двигался вдоль берега, вдоль речного полотна, заторошенного с одним недвижным и одушевлённо-грозным наклоном. И насколько сдержанно, бережно горели осторожные звёздочки, настолько прекрасно, ярко, победно сияли огни посёлка. Добравшись по каким-то несусветным сопчато-снежным вертикалям до своего дядьки Игната, Андрей встал на ночлег.
Перед сном вышел на улицу. В небесах уже произошёл свой переток света: звёзды теперь сверкали яснейше, в то время как огни посёлка взялись морозным морочком. Андрей в который раз глянул прогноз: на Докедо на утро стояло 37, а со следующих суток шли на неделю полтинники. Утром было 40, и дядя Игнат, с нескрываемым удовольствием ощущая спиной уют дома, пронаблюдал, как с натугой, недружным подхватом завёлся Андрюхин крузак. Взвыли два вентилятора, бездумно бросая на радиатор ледяной воздух, подток которого Андрей перекрыл куском кошмы, а дядя Игнат кивнул успокоенно: «Да ободнят!» Мол, сдаст морозец, когда солнышко затеплится.
И снова был яркий свет фар, и зимник, зовущий, накатанный, в стрельной протяжке колёсных следов, уносящихся вдаль.
Когда Андрей поднялся на плато, солнышко медленно раздувало рыжину в подножии чёрных ёлок, игольно чахлых, олепленных кухтой. И рыжина эта кристальнейшая разгоралась потихоньку, стеклянно и светоносно переходя в прозрачную синеву остального неба. Всё земное, ближайшее – комкастый отвал, снег зимника – было глубоко сине-лиловым и даже на глаз наждачно-шершавым. И особенно стеклянно-хрупкой выглядела, как тушью прорисованая, голая берёзка с шарами кухты.
Торжествующе-совершенными были цвета – казалось, великое празднество творилось в непорочном том небе, и Андрей, видавший такое несчётно, не выдержал и в свитере, с фотоаппаратом, выскочил из машины, снял на фоне снежной синевы машину с фарами, горящими прозрачно-объёмно и жёлто, и над ней чёрные ёлки на огненном небе. Дверь Андрей прикрыл, чтобы не выстывало, но не захлопнул – была на старой машине история, что так же выскочил на морозе и не мог обратно попасть – там ещё старые замки стояли и открывались проволочкой. Здесь замок был электронный – аккумулятор сел, и не откроешь…