Сказ про Заказ - стр. 14
Деревня делилась на три лагеря. Охотники – раз. Просто здравомыслящие мужики и их жёны, которые задумку Заказа поддерживали – два. А три – жители, которые никогда не ездили выше сотого километра по Кандакану и не интересовались, что там творится, но подозревали охотников в корыстных целях, дескать, «те ишо росомахи, хотят туровозов-то выжить, и самем же турьё и возить. Вот под себя и делают».
Тем более один кручёный паренёк так и метил, мечту имел и размахом Эльвиры восхищался. Вот Андрея и подозревали в тайном союзе с этим парнишкой – здоровенным малым по фамилии Бах. Которого, понятно дело, все звали Моцартом. Из ссыльных немцев экибастузских, очень грамотный, собранный, умеющий строить отношения и по-городскому мягко-холёный на облик: всегда в незамасленных куртках и тёмных дорогих очках. Народ и роптал: «чужими руками жар гресть хотят, мы подпишем, а имя́ прибыток».
К Андрюхе и вовсе вопросы копились – у него объявился благодетель с города, меценат-подвижник, некий Карпыч, который то мотор ему дарил, то снегоход.
В общем, намечалось собрание охотников – в гостевой у Петра, в отдельном домишке, где, бывало, и пушнину принимал заезжий приёмщик, и просто гулеванили мужики. Там рога и щучьи бошки висели по стенам – на лиственничных овальных срезах, и стоял огромный камин, в который была всунута железная печка. Камин этот взялся делать залётный один строитель. Петро приволок кучу камней, помогал, а тот всё пыхтел и говорил про «дымовой зуб». Зубок он не подрассчитал, и дым повалил наружу, а каминщик улетел, так и не сладив с тягой, но войдя в поселковую летопись как Дымовой Зуб.
Всех охотников обзвонили, объехали, но выяснилось, что главного вдохновителя и выразителя промыслового духа-то как раз и не будет. Был у них такой Роман Игнатич Калакин, здоровенный мужик, кругломордо-щетинистый, шумный, весёлый, а главное, таёжник от бога со всей глубиной погруженья в дело. Большинство мужиков по большей сосредотачивались на устройстве снегоходных путиков и довольно механической проверке ловушек. Ромку же интересовало и много «бесполезного»: как зверь-птица живёт, чем и когда «питатца», куда и зачем ходит. Особенно его увлекала и восхищала своей силой и наглостью всеми ненавидимая росомаха. Петро звал его «юный натуралист» и уважал особо, а Ромка любил экзаменовать товарищей на знание повадок, с горечью отмечая, что «ниччо-то вы» в науке звериной не смыслите.
За два дня до собрания Андрюха к нему заехал.
– Мужики, конечно! Какой разговор! Я с вами! – с порога закричал Ромка – Мне только тут отъехать надо. Там волки оборзели… Хочу следы посмотреть, куда они ушли… – говорил Ромка. Ромке этому было под семьдесят, но здоров он был, как бычара, и поражал Андрюху тем, что в совместной работе умудрялся настолько сноровисто и чутко всё делать, что ты ощущал себя вечным школьником на подхвате.