Скандинавский эпос - стр. 119

Применялся к датировке песен «Старшей Эдды» и сравнительно-типологический критерий. Наибольшей известностью пользовалась разработанная Хойслером сравнительно-типологическая классификация песен (см. выше). О недостатках этой классификации в отношении героических песен уже было сказано ранее. Остается только сказать о том, как Хойслер датировал мифологические песни. Большую их часть он считал «ученой поэзией», т. е. произведениями собирателей древностей и эстетов-архаизаторов, которые в XI–XIII вв. подражали древним языческим формам в порядке своего рода филологической игры. Таким образом, Хойслер, с одной стороны, приписывал людям средневековья современный эстетизм и современное архаизаторство. С другой стороны, он находился под властью предрассудка, который всегда был очень распространен среди исследователей древней поэзии: чем «лучше» произведение, чем оно больше удовлетворяет эстетическим требованиям исследователя, тем оно должно быть древнее, и наоборот – чем меньше оно больше удовлетворяет эстетическим требованиям исследователя, в частности, чем больше в нем мифологических и генеалогических сведений и вообще «учености», тем оно должно быть более эпигонским, более поздним. Между тем в действительности дело может обстоять как раз наоборот: чем древнее произведение, тем оно может оказаться дальше от эстетических требований исследователя, «хуже» с его точки зрения. Предрассудок «чем лучше, тем древнее» (или «чем хуже, тем позднее») разоблачается историей датировки «Песни о Трюме». Эта песнь долго считалась древнейшей в «Эдде» потому, что казалась «лучше» остальных. Но теперь очевидно, что она казалась «лучше» благодаря ее близости к балладе, т. е. преобладанию признаков, характерных для поздних песен!

По мере того как критерии датировки песен «Старшей Эдды» оказывались несостоятельными, рушились один за другим и различные предрассудки, связанные с этими песнями. Основное значение попыток датировать эти песни в том и заключалось, что благодаря им наука постепенно освобождалась от ложных представлений. Предрассудком оказывается и вера в то, что можно датировать песни, бытовавшие в устной традиции в условиях неосознанного авторства и, следовательно, текучести текста.

Хотя не подлежит сомнению, что песни «Старшей Эдды» содержат в себе много элементов (и в языке, и в стиле, и в сюжетах, и в идеологии) гораздо более древних, чем время их записи, единственной твердой датой в отношении этих песен остается все же время их записи, т. е. XIII в. Это был век во многом знаменательный для Исландии: век необычайного, единственного в своем роде расцвета письменности, век, в течение которого были записаны или написаны все те произведения, которые составляют славу и гордость исландского народа. но это время жестоких междоусобиц, крушения народовластия и подчинения иноземному владычеству.