Сионская любовь - стр. 12
Миновали годы, и Наама покинула убежище. Ситри смастерил для нее небольшую хижину в горах среди кипарисов, и там и поселилась она с дочерью Пниной и старой женщиной помощницей. Добывала себе пропитание вместе с бедняками тех мест, собирая колоски с полей мужа своего Иорама. Людям этим сказала о себе, что она филистимлянка, была прежде замужем за человеком из Иудеи, да вот, овдовела.
Глава 3
Царь Хизкияу
Шел четвертый год правления Хизкияу, царя Иудеи, сына царя Ахаза.
Долго терпел всемогущий Бог мерзость идолопоклонства, что в нечестивое царствование Ахаза губило сынов колена Эфраима, жителей Израиля. И, наконец, зловеще возгорелись ревность и гнев Господа, и настигла язычников заслуженная кара. Наслал на них Всесильный орды царя ашурского. Словно острой бритвой провели по земле грешной страны чужеземные наемники. Грозная волна смыла и тельцов Бейт-Авена, и идолов Дана, и всех поклонявшихся им – заодно. Вытеснены были израильтяне в Халах и Хавор при реке Гозан и в города Мадайские.
Иудея и Израиль. Две страны – две сестры. И единый народ. Иудея содрогнулась, видя, как тяжела рука Господа, карающего за тяжкую вину сестру ее Израиль. Нашла в себе силы Иудея, укрепилась духом, не свернула с путей Господних и осталась верна любви к царю своему Хизкияу, помазаннику Божьему и семени славного царя Давида. А еще скажем о Хизкияу, что он непреклонен был, изгоняя идолопоклонство из Иудеи, в которой правил, и истинно скорбел о муках неподвластной ему грешной земли Израиля, и посему народ любил своего владыку во все дни его царствования.
Идола – прочь!
Случилось, в то самое время некий человек, бежавший от судьбы изгнанников колена Эфраима, пришел с севера, из пределов Шомрона, к самой сионской границе и остановился на пороге иудейского царства. В руках он нес деревянного идола – божество для поклонения.
Пришелец отбросил подальше свою ношу и с жаром произнес: “Лежи себе тут, жалкая деревяшка! В иудейском царстве мне не нужен истукан. Десять лет служил тебе, повсюду скитались вместе, терпели друг друга. Высоко над головой возносили мои руки деревянный лик, и люди поклонялись ему. Я вселял страх и благоговение в людские сердца, и это – твоя заслуга. Говоря с людьми моими устами, ты недурно послужил мне, изваяние божества. Помнишь ли, как все мы, братия верных твоих слуг и жрецов, славно проделали путь в Шхем? Вдосталь пограбили встречных и поперечных, да и живых душ изрядно погубили. Твоей волей дела вершили! Поклоняясь, люди тебе вино наливали и в жертву лучший скот закалывали. А я – ешь, пей, не хочу, вкушал запретное это. Вот и платье, что на моих плечах – тобою доставлено. Кто кому служил, дружище? Нет связи прочнее, чем наши грехи. Ах, как хороши были времена, да канули в прошлое! А сейчас? Вышвырнули тельцов Бейт-Авена и идолов Дана, а служителей их прогнали взашей. Что прикажешь делать с тобой, бездушное полено? Хочешь попасть в Иудею? Лишь появишься там – землю разверзнет грозный всеведающий Господь, бессменно пребывающий в Сионе. И мне станешь в тягость, словно в колоду меня посадишь. Лежи себе тут в яме, посрамленный и нагой. Сдеру с тебя серебряный покров и материю золотом тканую возьму – истукану это ни к чему, а мне будет последняя награда за службу тебе. Ничего не поделаешь – к идолам прилепляются неверные друзья!”