Синий кадиллак - стр. 5
–Лучше часам прямо к одиннадцати.
–Отлично. Будем вас ждать.
Она была совершенно уверена, что он ещё секунду посмотрит ей вслед, а уже потом повернётся и быстрым шагом поскачет к своему рабочему месту.
Ладно. Действительно пора уже ехать. Ей тоже надо на работу, в её салон. Голову можно дать на отсечение, что пока её нет, девчонки или кофе пьют, или мороженое лопают или болтают по телефону, а посетители бродят сами по себе. И никто им не объясняет, что бежевое – создаёт теплоту и уют, а серебристое придаёт интерьеру изысканность и современность.
Она села в свою маленькую машинку и достала телефон. Ну, что за безобразие? Вот до сих пор не позвонил ей фотограф, с которым она договорилась о съёмке интерьера. Куда он запропал? А-а, вот и звонок. Но это не фотограф. Как-то некстати высветилась короткое слово – «мать». Мила выждала пару секунд – отвечать или перезвонить. Потом всё-таки провела пальцем по экрану.
–Мама?
Что это, связь что ли барахлит? Вместо материного голоса трещание и всплески. Только и разобрала, что одно имя:
–Люда… – а дальше хрипы. Что это? Неужели плачет? Ох, точно так же она плакала по телефону, когда умер отец.
–Мам, ты чего? Ты меня слышишь? Что стряслось?
–Люда… Ох, Люд…
Мила выключила уже запущенный двигатель, убрала ногу с педали.
–Мам, что ты плачешь? Говори, быстрей. Не пугай. Квартира что ли сгорела?
–Нет, Люда, не-е-ет… – И опять одни хрипы.
– Мам, соседка Клавдия Филипповна, умерла?
–Ой, Людка… Причём тут Клавдия Филипповна… – То ли связь стала лучше, то ли мать хрипеть перестала. Слова хоть стало можно разобрать.
–Люда, с Миленкой плохо. Пришла из больницы вчера, проревела всю ночь. Да и я тоже ревела… И до сих пор реву. А она ушла сейчас. Не знаю куда. Рак у неё нашли. Вот горе-то, Люда, вот горе…
Мила сидела тихо. Слушала. Рак… Какой, к чёрту, рак? Сестра на пять лет моложе. Ей только будет тридцать.
Сказала в телефон.
–Да подожди, не плачь, раньше времени. Это, наверное, ошибка. Почему сразу – рак? Надо перепроверить…
Мать заголосила – сильно и раздражённо, как всегда повышала голос, когда речь шла о младшей дочери, о Милене.
–Никакая не ошибка! Она уже целую неделю в слезах ходит! Я только понять не могла отчего. А вчера вот призналась. В коммерческую поликлинику на приём ходила. И там тоже подтвердили, рак. В Германию, говорят, надо ехать. Только там вроде ещё могут пока помочь.
Мила вяло сказала:
–Ну, пусть едет. Я-то причём?
Мать заорала.
–А будто не понимаешь? Откуда ей на Германию денег взять? Ну, я, конечно, всё, что скопила, отдам. Так этого на билет только не знаю ли, хватит?