Синдром - стр. 27
– Лиха беда начало, – сказал Чернышу. – Ладно, пойдем, увидишь, как мы живем. – И сумрачно себя поправил: – Жили.
Черныш, осознав уже свой новый статус, вышагивал не позади – рядом с ним. А войдя в прихожую, не стал обследовать новую обитель – лег под вешалкой. Гурский заглянул в кухню, прошелся по комнатам, будто могло что-то в квартире поведать о недавно происходившем здесь. Вернулся к Чернышу, поскреб в затылке:
– Ну, и чем же мы сейчас, дружок, займемся? – И придумал: – Надо, пожалуй, тебя сначала в божеский вид привести, уж больно ты страхолюден. Не уверен что Гала будет счастлива, завидев тебя, но восторги сына гарантирую. Пожалуйте, сударь, в ванную, попробую избавить вас от всякой нечисти. Кажется, драить вас нужно каким-то специальным собачьим шампунем, но, думаю, и человеческий на первый раз вполне сгодится.
Радуясь, что нашлось чем занять себя, время убить, напустил в ванну теплой воды. Натянул резиновые перчатки. От этого ставшего за много лет привычным, неотъемлемым от его врачебного бытия действа подпортилось настроение: тут же скользнула подлая мыслишка, что вряд ли теперь доведется когда-либо ему облачаться перед операцией. Чуть опасался он, позволит ли безропотно пес купать себя, но тот сам запрыгнул в ванну, словно и это не впервой ему. Полфлакона шампуня извел Гурский и не меньше десятка раз ополаскивал Черныша, пока просветлела вода и шерсть размягчилась, разгладилась. Пес покорно давал отдраивать себя, лишь накрепко закрывал глаза и томно вздыхал, когда Гурский трудился над его мордой. Не пожалев махрового полотенца, Гурский насухо вытер пса и отнес его, пуще прежнего худого и жалкого после омовения, в гостиную на диван.
– Лежи здесь, – предупредил, – не разгуливай, я пойду место преступления после тебя в порядок приведу. А то достанется нам обоим на орехи.
Управившись, Гурский обнаружил пса безмятежно спящим. Заверяют ученые мужи, будто не только смеяться, даже улыбаться способна лишь одна живая тварь на свете – человек, но Гурский поклясться бы мог, что на волосатой морде Черныша теплилась тихая, блаженная улыбка. Зазвонили оба – в коридоре и параллельный в спальне – телефоны, но пес глаза не открыл, лишь дрогнули остроконечные уши.
Звонил Андрей Фомич. Говорил бодрым, мажорным голосом. Спросил, как дела, и, получив дежурный ответ «ничего, спасибо», гоготнул:
– Это хорошо, что ничего, нам ничего другого и не надо. Что поделываешь, отпускник?
– Собаку вот искупал, – ответил Гурский.
– А я и не знал, что у тебя собака есть, – снова залился смехом Андрей Фомич, словно в известии этом было что-то потешное. – Значит, считай, Глебыч, что у тебя на одного друга больше. Я еще чего звоню: приезжай отпускные получи, бухгалтерия тебе уже насчитала. И не тяни, им там какую-то ведомость закрывать надо. Ну, рад, что ты молодцом. Ежели что, я на месте. Звони в любое время. Супруге привет. Она у тебя, кажется, врач? Где она практикует?