«Синдром публичной немоты». История и современные практики публичных дебатов в России - стр. 48
Здесь мы предлагаем обратить особое внимание на один существенный компонент официального регистра, а именно на то, что можно назвать юридическим, или правовым, языком. Безусловно, в российской истории XIX век имеет большое значение для анализа того, как юридический язык и юридические подходы к управлению все больше и больше включались в официальную практику [Wortman 1976; Уортман 2004]. Однако язык права развивался и как совокупность средств для альтернативных политических и социальных дискурсов, что ярко проявилось во время революции 1905 года и позже, в 1917 году [Figes, Kolonitskii 1999; Steinberg 2001; Tissier 2007; Борисова 2011]. Кроме того, юридический язык мог бы быть орудием не только для освобождения российского общества в целом, но и для каждого человека в его личной жизни, в отношениях с властями и с другими людьми. Принимая во внимание это разностороннее использование правового языка в российском обществе на рубеже XIX и XX веков, можно ли сказать, что он каким-то образом был в состоянии стать эффективным компонентом публичного языка?
Исходный пункт дальнейшего анализа – вопрос о роли юридического языка в развитии официального регистра в Российской империи и вместе с тем о его – потенциально публичной – роли как ресурса для преобразования политического и социального порядка того времени через преодоление неравного доступа к праву и, в частности, к правовому языку. Основная часть статьи будет посвящена анализу предпринятых некоторыми авторами усилий по популяризации права, прежде всего на первых порах их развития, до революции 1905 года.
Доступ к юридическим средствам и ресурсам был неравно распределенным среди населения из-за преобладающих социальных различий, в том числе (хотя не только из-за этого) в рамках сословного строя российского общества того времени. Это положение осознавалось разными наблюдателями, которые стали видеть в нем проблему для дальнейшего развития страны, особенно после отмены крепостной зависимости в 1861 году и после так называемых Великих реформ 1860-х годов. Следует отметить, что в пореформенной судебной системе в большинстве случаев «народ» – то есть, по мнению современников, крестьяне – зависел от отдельного правосудия волостных судов [Земцов 2007]. Эти волостные суды находились под постоянным надзором государственного управления для сохранения «общественного» порядка. В 1870–1880-х годах наблюдатели – представители правительства, правоведы, публицисты – тоже обращали специальное внимание на конкретное функционирование этого сословного правосудия и подвергали критике многочисленные замеченные ими недостатки.