Синдром отторжения - стр. 27

Экскурсовод вновь рассказывал о «Пульсаре-12», и даже самые преданные его слушатели заскучали.

Я остановился у кресла оператора – непритязательного на вид, с высокой спинкой и длинными подлокотниками, выглядевшими так, словно к ним приковывали руки. Практические занятия начинались у нас только со второго курса, а до этого мне довелось лишь пройти тест на подготовительных, на котором проверялась способность работать с нейролинком. Впрочем, тогда я ничего не почувствовал, кроме покалывания в висках. Однако сейчас передо мной стоял настоящий терминал, пусть и похожий на рабочее место захудалого дантиста – это был нейроинтерфейс, оператор которого мог выполнять сотни сложнейших действий за микросекунды.

– А можно сесть? – спросил я, прервав тоскливый рассказ экскурсовода об институтском беспилотнике.

Экскурсовод осекся и удивленно посмотрел на меня.

– Вообще мы не должны ничего трогать. К тому же терминалы отключены. Это просто кресло.

– Тогда и бояться нечего, – пошутил я. – Раз отключено, значит точно ничего не испорчу.

Экскурсовод покачал головой.

– Уверен, вы найдете способ! Нет, в самом деле. Это обычное кресло. Посидите, если хотите. Но я вас настоятельно прошу, не трогайте ничего. Вообще ничего.

– Хорошо, – согласился я, но не торопился садиться.

Перед пыточным креслом стоял массивный компьютер в форме триптиха больнично-белого цвета. На левом крыле триптиха выстроились в ряд грубые тумблеры, обозначенные цифрами, а справа тянулись в несколько рядов кнопки с выгравированными на них буквами – как клавиатура в неправильном, алфавитном порядке. Центральная часть терминала представляла собой решетку с широкими прорезями, в которых неприятно поблескивало что-то черное и плотное, как застывший мазут.

Раньше операторов заставляли надевать тугой обруч, который до боли сжимал виски, но теперь обходились без этого – достаточно было активировать терминал и усесться в кресло.

Я стоял, опираясь рукой о подлокотник, и разглядывал терминал, пока наконец не понял, что в центре управления стало совершенно тихо. Экскурсовод больше не надоедал историями о «Пульсаре», не перешептывались студенты, не слышалось шарканья шагов.

Я обернулся.

Все застыли, как в приступе немого паралича – гид рядом с окном, прижав руку к впалой груди, остальные студенты между столами, у стен, или у двери, оцепенев, точно на мгновенном снимке, – и неотрывно смотрели на меня.

Я почувствовал холодок на спине. Дождь прекратился, но огромное бронированное стекло еще затягивала хмурая пелена.

Я повернул кресло к себе, уперся в подлокотники и стал медленно опускаться. Что-то подо мной скрипнуло, я испуганно вздрогнул, руки с подлокотников соскользнули, и, зажмурив глаза, я упал в кресло – будто нырнул в поток кипящей воды.