Сибирский Робинзон - стр. 27
«Хочешь, не хочешь, а идти надо», – подумал я, осторожно спускаясь к речке.
Около самой реки я нашел подходящую по длине и толщине палку. Обломил сучки – получился замечательный посох, достаточно крепкий и хорошо лежащий в руке.
«И с посохом я перешёл Иордан», – вспомнились мне библейские слова.
К моему счастью, быстрая горная речушка оказалась мелкой. Сильный поток был только в основном русле, а возле берега, на мелководье, вода бежала с меньшей скоростью. В ширину река была метров в десять, во многих местах оголялось галечное дно, а из темной воды выступали большие, обтесанные теченьем плоские камни.
Осторожно переступая с камня на камень и опираясь на посох, я сумел без особых затруднений перейти водную преграду, причем, не промочив ног. Усевшись на поваленную березу, я стал вытряхивать снег, забившийся в ботинки и под джинсы, предпочитая не думать о предстоящем променаде по заснеженной тайге. Я вытряхивал снег и тоскливо мечтал о московской жизни. И понесло же меня на край света…
Наконец я встал и осмотрелся. Лес просматривался на каких-нибудь сто метров. Дальше все было скрыто деревьями. Как я и предполагал, ровных участков в лесу не было. То тут, то там отчетливо виднелись поваленные деревья и ямы.
– Ну, вперед, – подбодрил я себя и сделал первый шаг.
В начале каждый шаг мне давался трудно, но, пройдя с сотню метров, я приноровился. Посох оказался незаменим, пару раз я запросто мог оступиться и, чем чёрт не шутит, опять покалечиться.
Посох вперед, затем шаг, снова посох. Я проваливался по колено, но шаг за шагом передвигался по лесу, иногда останавливаясь для отдыха. В таком случае, облокотившись на дерево, я рассматривал окружавшую меня тайгу. Ни птицы, ни зверя! Картина безрадостная. Одни молчаливые деревья, чьи верхушки раскачивал ветер. И снег. Снег был кругом, на земле, в воздухе, в ботинках и джинсах, за воротником.
Переведя дух, я вновь двигался дальше. Чтобы не сбиться со счета, я через каждые сто шагов ломал маленькую ветку и ждал, пока их не накопится десять. Собрав десять, выбрасывал и отламывал очередную ветку, но большую по размеру. Пятая жердочка означала начало моего первого поворота.
Честно говоря, пять тысяч шагов я так и не осилил. Я жутко устал, разболелась поясница, а ноги промокли и замерзли. Пройдя три тысячи шагов и сжимая в ладони три толстых ветки, я остановился около могучего дерева, единственной опоры, к которой мог прислониться, чтобы передохнуть. Дерево стояло в окружении других деревьев, поэтому здесь не чувствовался ветер, и снега было значительно меньше, а около самого ствола не было вовсе.