Шут императрицы: Дело государево - стр. 22
– Не попросить, а спросить, Эрнест.
– Давай, спрашивай.
– А скажи мне, граф, не ты ли вчера, отобрал кнут у своего старшего сына в присутствии всего двора?
– Об этом уже говорят? – с удивлением спроси Бирен.
– Еще как. Но я так и не понял, что случилось. Я не был свидетелем этой сцены.
– Мой старший сын Петр рожден от моей жены Бенингны. Ты знаешь её?
Еще бы не знать. Все знали отвратительную и скандальную горбунью – жену графа. Но Мира скромно промолчал.
– Что? Не по нраву тебе, Петер, моя жена? – Бирен усмехнулся горько. – Мне самому она не по нраву. Но тогда в 1718 году, когда я стал камергером двора Анны герцогини Курляндии и Семигалии, мне срочно потребовалось жениться.
– Ты не знатного рода, Эрнест. И рыцари и бароны Курляндии потребовали…
– Да, да. Я вынужден был жениться на девице Бенингне Трота фон Тройден, из знатного рода. И мое место при дворе герцогини стало закреплено. Но девица эта – горбунья. И Анна взяла её к своему двору в качестве статс-дамы. Но теперь она не просто статс-дама, но первая статс-дама императрицы всероссийской. И одних бриллиантов на её платье на 2 миллиона французских экю. И мой первый сын, и моя дочь, также горбунья, от неё.
– Ты выполнял супружеские обязанности? – Мира был удивлен.
– Пришлось.
– Тогда ты не просто мужчина, ты Голиаф! Прости, что говорю так о твоей жене.
– Ничего.
– Твоя дочь также горбата, Эрнест? Прости, но ты сказал…
– Да. Она горбунья. Сын, же мой от Бенингны, нормальный внешне, но характер у него под стать характеру его мамаши. Вчера он стал лупить кнутом придворных по ногам. Барон Рейнгольд фон Левенвольде успел подпрыгнуть, молодой и верткий. А вот старый князь Волконский, тот который шут, не успел. Я увидел это, и мне стало жаль старика. Вот я и вырвал кнут у Петра.
– А при дворе говорят иное. Говорят, что это ты все устроил, дабы князя унизить.
– Вот так всегда. Сделаешь что-то хорошее, а они все переврут. Не я сделал старого Волконского шутом, Петер. Это воля самой императрицы. Анна пожелала так, и старик согласился.
– Он древнего рода? – спросил Пьетро.
– Очень древнего. Аристократ.
– Но почему тогда императрица пожелала его в шуты определить?
– Все из-за его жены. Жена Волконского в молодости была крайне на язык несдержанна. И до сих пор тем же страдает. Она постоянно издевалась над Анной, когда та еще молодой принцессой была. И вот Анна стала императрицей и все ей припомнила. Таковы эти русские. Они мстительны. И даже в нашей государыне это есть.
–Не могу понять одного. Как аристократ древнего рода мог стать шутом? При французском дворе король никогда не унизил бы так дворянского достоинства. Король мог бы казнить дворянина, но не унизить его. Ведь унижая дворянское достоинство, король, первый дворянин государства, унижает и самого себя.