Шушмор. Наследие исполинов - стр. 3

– Да это я о своем. Служба, будь она неладна.

– Может все-таки ляжешь? Уж петухи скоро заголосят.

– Скажи, а ты здесь давно живешь? – осененный внезапной мыслью поинтересовался сыщик. Он ведь за все время квартирования с хозяйкой так толком и не поговорил.

– Так, почитай, уж больше полувека, – не задумываясь, ответила старуха.

– Скажи, а почему у вас на реке никто не селится?

– Так запрет на то существует… – тяжело вздохнула бабка.

Сыщик нахмурился:

– Какой такой запрет?

– А простой. – Взгляд старухи стал хитрым, словно она ждала, когда ее постоялец обо всем догадается сам. – Нельзя, и все.

– И кто же издал сей указ, если не секрет? – продолжил сыпать вопросами Иван Федорович.

Старуха покачала головой и отвела взгляд:

– Власть, конечно.

– Какая еще власть? Я осведомлялся в Губернском Жандармском Управлении. Нет никаких запретов на этот счет, – не согласился сыщик.

– Это для вас батюшка генерал-губернатор всем указ, а для нас есть хозяева и посерьезнее.

– Какие, например? А ну отвечай! – потребовал Иван Федорович.

В сердцах он уже отругал себя, что данный разговор состоялся только сейчас, спустя много месяцев его пребывания в поселке Крестов Брод. А разговор, надо заметить, выходил весьма занятный.

– Да не лезь ты в это болото, касатик. Наш лес не любит чужаков. Это, ведь знаешь, как на чердак свой нос сунуть, где старые хозяева свой скарб хранят. Кто знает, что там сыщется, – попыталась вразумить его хозяйка. – Мой тебе совет: не противься судьбе… Письмо-то, оно не зря пришло…

– Что?

Повернув голову, сыщик покосился на лежащий на кровати конверт – сургучовой печатью вверх. Понять откуда пришла депеша несложно. Ох и глазастая, однако, старуха.

– Кто-то узнавал по мою душу? – внезапно догадался Иван Федорович.

Но бабка лишь улыбнулась:

– Окстись! Какие разговоры. Я ведь тебе только добра желаю. Раз увидел пчел, то не надо в улей нос совать…

– Какие еще пчелы? Право слово, что за нелепость?! – слегка напрягся сыщик.

– Уезжай отсюда. Вот о чем я беседу веду! Всем хорошо станет, а тебе – и подавно.

Хозяйка дома резко изменилась в лице. Одутловатые черты приобрели остроту, нос слегка провалился, а глаза стали черными как смоль. Заскрипев зубами, она поскребла пальцами по деревянной столешнице.

– И чего же ты такой непонятливый? – прохрипела старуха.

Иван Федорович ничего не ответил. Поправив китель, он зябко поежился – в комнате стало как-то очень холодно. Приобняв бабку Ульяну за плечи, он помог доковылять ей до двери.

– Ложитесь спать. И не переживайте за меня, не пропаду.

– Я просто хотела предупредить.